Дымный смрад собирается на одежде, заполоняет воздух, проникает в каменные клетушки, забиваясь в ноздри миллионов лиц, ничем не отличающихся от букашек, сторонившихся этих узких улочек, исписанных граффити-непотребствами. Безвкусные неоновые вывески, выкалывающие глаза при каждом на них попадании, давно сменились тёмными подворотнями, утыканными трубами и канализационными коллекторами, из которых смердело чем-то похуже смога (еда, еда!)
Запачкал оксфорды — только ведь прикупил вместе с белоснежным костюмчиком, с рубашкой — в клеточку! Ничего-ничего, вытрет об кого-нибудь, но вот от этой вони пришлось ускорить шаг, затянуть галстук потуже и сдавить глотку — какое забавное ощущение, будто сейчас (задыхаешься) вырвет-вывернет. Галстука на шее не оказалось — ошибочка, ой!
У них, у (шматков мяса) людей, это было принято — украшать шею удавками — так они подчеркивали свою «статусность», так они — инстинктивно и неосознанно напоминали себе, что являются биологическими марионетками, единственной конечной целью существования которых была — смерть (стремились к ней). Удавки и галстуки — так все они хотели через повешение? Но будут — съедены, как же грустно, какая ирония~

Ладно-ладно, неплохо, недурно — закрой он глаза (зла не видит), заткни он уши (зла не слышит) и зажми нос (зло зловонит, вам на – «т») — можно было бы смело заявить, что ему, Фуруте — давно не новоиспечённому (с шестнадцати лет, по особому распоряжению (папочки) Председателя — прямо как Кишшо-сана, только он — не Белый Бог Смерти, не Арима, а Ф-фурута-кун, никчёмный, членами «V» за спиной психа-Киджимы упрятанный) следователю младшего класса, почти даже нравилось прогуливаться до цели своего назначения: одной ширпотребной арт-студии с иностранным названием: искать недолго не пришлось, таких, в которых шлёпают маски, в Токио, не по пальцам пересчитать, а некоторые заключённые в Кокурии слишком уж любители поиграть в шарады (всего лишь наводка) и явно перечитали своим детским «завтракам-обедам и ужинам» (говорят, этот некий следователь Амон — не знает, не видел, неинтересно) таких же детских сказочек вроде как же её… «Алисы в стране чудес», «Следуй за Алисой не за белым кроликом» — так и перекривлять хочется! Бедняги, становились сговорчивее — всё лишь бы оттянуть момент перемалывания гулей в гулий фарш, отменное месиво получалось к слову для RC-растворов (ему всегда, всегда хотелось врубить тот рубильник, нажать на красную кнопочку, как на ядерную, чтобы кабум вжух хрясь хрусть  их всех в давилке-утилизаторе — кушать подано, но куда ему, бедному Ф-фуруте-куну, таскателю бумажек да чемоданчиков до секретного допуска дознавателей центра содержания?).

Так он чём же, о чём же он? Хи-Си, Хи-Си. Хай-Си, Хай-Си. Как это читалось? Эта арт-студия, какая же она по счёту? Пятая? Десятая? Но это же было гениально! И как же хвалёные идиотоподобные следователи до этого не додумались, всего-то приставить да хоть по парочке клерков из никчёмного следовательского бюро, только и делавших, что перебиравших бумажки (надо же, прямо точь-в-точь, как и он!) к таким вот злачным гнёздышкам, и смотреть, выискивать, наблюдать, кто же это, кто же это балуется там масками, идёт не по сезону на карнавал, играет в «косплей»? И убивать всех, убивать всех без разбору: десять процентов мёртвых гулей, девяносто — людей, да кого вообще волнует статья Тринадцатая пункт Второй «Закона противодействия гулям»? Точно уж не Киджиму-сана, потому как это мини-босс с отгрызанной рожей был настолько аморальным, что Нимура порою находил это даже забавным.

Переулки — безлюдные, просто шедевр для классики жанра, по чьим законам его, бедного Ф-фуруту-куна давно тут на ночь глядя должен был сожрать какой-нибудь гуль (кис-кис, Ризе, выходи~) Повернул голову вправо — пара крыс да перекати поле, повернул влево, там, за мусорным баком, что-то шелохнулось. Что же делать, что же, что же делать, может картинна закричать «ААААА-СПАСИТЕ-ПОМОГИТЕ»?!

Скука-скука-СКУКА!

Где же вы гули, где же вы-ы, потому что это создание — слишком ущербно (гуль-не-гуль, гуль-не-гуль, да неважно) для использования в качестве кандидата для его неофициальной работёнки: широко известный в узких кругах (добрый доктор) Кано, бывший патологоанатом CCG (почётный пере-учёный в «Солнечном сообществе», работавший над проблемками «Солнечного Сада», но только тссс), скрывшийся c горизонтов Управления по борьбе с гулями со всеми их секретами, был весьма избирателен, если не придирчив и не привередлив к критериям отбора подопытных для своих экспериментов (о которых ему поведал кто же, кто же — его покорный слуга). Куда там подопытные — ему ещё и доноров подавай, и кажется, кое-кто особенный уже был у Фуруты на примете (его драгоценная Ризе-Ризе-Ризе.) с кагуне клана Вашу в его наичистейшем виде, селекционированный годами близкородственной связью, кровосмешением — какуджа, совершенная, без каннибализса, с рождения (говорят, она объявилась в 20-м районе) — как восхитительно-аморально (мерзко)! (Да-да-да, ох, она станет его краеугольным камнем в повторении истории о Нагарадже — в его руках — карта, на котором крестом обозначен клад — мир во всём мире, но для этого нужна чистая кровь Вашу-Вашу-Вашу, он бы предложил себя, но его кровь Вашу — негодна, непотребна, испорчена). В другой раз вспомнит и решит, что же с ней сделать. Потому что сейчас, потому что сейчас куда было важнее…

Что же, что же, что же было важнее? Точно! Симфония! Тарабанщина, переплетение звуков в своём встрепенувшемся от предвкушения разуме. Там, перебирая шестерёнки, крутилась мелодия, такая приставучая и навязчивая, совсем не в его вкусе. Шаги покачиваются, и вот он уже пританцовывает в такт, заворачивая за угол и натыкаясь на искомое: неприметное здание, с виду больше похожее на подпольный обшарпанный клуб, с деревянной дверью, афишами и парой вывесок.

«HySy ArtMask Studio» — боже-боже, какие милости — баллончиком по трафарету на стене вырисована надпись аккурат по середине намулёванного солнышка — и даже тут «Солнечный сад» его преследует! А на двери — табличка: «13:00 — 21:00». Ой-ой — незадача: чуть-чуть не успел. И всё же… Эта проклятая песенка вертится и вертится на языке, извела уже и никак не отстаёт! Что же, что же делать! Конечно же… спеть её!

— They laаааugh with all the their miiight, laaaaugh and laaaugh the whole day throoough and half the summer's night~♪♫... — петь такую грустную песенку на языке буржуев из-за океана, про телёнка с грустными глазёнками, взращенного на ферме, которого ведут продавать на скотобойню, на мясо, на убой! Но в мыслях только грустная история про девочку (Ризе-Ризе-Ризе), выращенную в Солнечном Саду, которую увели бы оплодотворять, разводить, размножать. Телят? Козлят? А ручка на двери не простая, в форме черепа козы — едва не удержался, чтобы вслух проблеять — «бе-бе», но в голове, там, в голове, бушевало совсем иное. Такая грустная история (о них с Ризе), над которой он бы что есть мочи — ухахатывался! Такая грустная песенка, над которой он бы смеялся и смеялся целыми днями и ночами напролёт (если бы у него было время, если бы ему — не осталось жить пять-шесть-восемь лет, он должен успеть сделать всё, что запланировал, как  обещал (убить его) папочке).

— Donna-donna-doonna-doonnaaa~♪♫, — но почему, почему он должен её петь? Точно! Вспомнил!

Так просто, так просто играть было в шарады (со «Священником», нет-нет, с — «Короной» Клоунов — «количество членов — неизвестно, зона деятельности — неизвестна, цели — неизвестно» из отчёта следует — Фурута подготовился, Фурута ознакомился заранее). Дёрни за верёвочку — дверь и откроется. Дёрнул за ручку. Не заперто. Скука.
Засунув руки в карманы белых брюк и проделав небрежный шаг, Фурута, продолжавший напевать припев, неторопливо пнул едва приоткрытую дверь. Та, скрипуче-медленно отворилась настежь, во внутрь, открывая взору сюрреалистичный клетчатый пол — под стать новой рубашечке. Хм.

— Donna-doonna-Донаа-са-ан~♪♫.… — кто знает, тот поймёт, а кто не знает… подпоёт? Какую отличную рифму он придумал, пока осматривался и вальяжными шагами вошёл внутрь. Сюда ведь не нужно приглашение? Ну и обстановочка! Прохладно. Мрачновато. Скелетик в противогазике тут, просто скелетик там, куча стендов и витрин, испещрённых масками на любой вкус и, видимо, кошелёк. А где же хозяин?... Пусто! Тю-тю!

— Хм, никого? Чудно! — и вовсе не весело, между прочим. Интересно. Здесь есть другие помещения? Разве могли тут водиться Клоуны? В зале, похожем не на цирк, а на комнатенку подростка-неформала с комплексом неполноценности. Может, здесь хоть гули водятся? В кармане брюк пальцы весело кое-какой жетон нащупывают — позвать их вслух, как это делают в кино (устроить облаву) — «Всем гулям руки наверх и за спину!»?

Сколько масок — манекены-головы, маски-монстрики, маска, похожая на банан — о! — а похожую масочку он, кажется, видел на роже одного гуля, которому Киджима-сан неслучайно отпилил даже пару рук, а потом пару ног, и даже не извинился, потому что извиняться перед начальством за этот бардак всегда приходится ему, бестолковому Фуруте-куну — Фурута шагает, по сторанам озирается — никого? Никого. А руки тем временем так и чешутся примерить какую-нибудь из них. Вот эта вот (как в театре кабуки) вполне сойдёт! Вынул руки из кармана, привстав на цыпочки, дотянулся, снял со стены, выудив шнурок из гвоздя, и примерил, вот бы ещё зеркало — снова озирается — а вот и оно — рядом с маникеном, накрытым белой тканью — как приведение, как пугало. Фурута мельтешит к нему, мурлыкая (кодовое слово) «Donna Donna» — с энтузиазмом неиссякаемым. Что же тут у нас, что же, что же, что же! Наверняка, финальный шедевр мастера, ну как не взглянуть, всего одним глазком (нарисовать большой смайлик — а то маски здесь унылые). Пиф-паф — играя в тореадора, взметающего в воздух красную тряпку — он — сегодняшний гость, необслуженный посетитель (никуда не годно) — срывает белую ткань, как занавес — улыбка только ширится, потому что он видит… видит…

— Ммм… Восковая фигура? Подумать только, почти как настоящий! — этот застывший человек (нет) сидит на корточках за барным стулом, не двигается, но Фуруту это не смущает — спектакли следует играть до финальных титров, и именно это Фурута и делает, едва склоняясь явно над хозяином этой студии, за маской — улыбается, довольно прищуривается, в самые щёчки указательным пальцем (ему можно — он в белых перчатках) тыкает! Ну разве отличишь (этого гуля) от человека? А какие глаза (он что, всегда щеголяет с какуганами?)! Какая наружность (весь татуированный)! На рожу будто отмороженный, будто заехали чем-то тяжёлым, но не беда — такое видение художника, явно никогда не улыбается (да ладно, он не может быть Клоуном!)

— Ой! — «статуя моргнула», ошибочка вышла (нет), что же при этом нужно делать? Правильно, незадачливо улыбаться и прикидываться деревом, проверено на некотором начальстве — помогает!

— Доброе утро! — и плевать, что сейчас вечер, и подумаешь, под маской никакой улыбки и подавно нет (в свои спектакли нужно верить — удивляться — искренне, бояться — содрогаясь коленками) — поспешил исправиться, снял, впихивая творение искусства (?) в руки гулю татуированному, открывая лицо чужому отмороженному, но любопытному взгляду — лицо с чёлкой, уложенной на неположенное место (так он меньше походил на престарелых братца и папочку, восседавших на троне Управления по борьбе с гулями).

— Здесь делают маски на заказ? Так на вывеске написано! О, это ваше, не удержался, возьмите обратно, простите, извините, могу я заказать одну? Очень нужно.

* Donna-Donna
[nick]Furuta Nimura[/nick][status](LOL)[/status][icon]https://i.imgur.com/ol0ZopB.jpg[/icon][fandom]tokyo ghoul[/fandom][lz]Хочешь жить? Но ты ведь никогда не умирал.[/lz]