— Каков твой ответ?
Голос разлетается по высокому своду, сталкивается о витражи и фрески, мрамор и колонны, квадрони Борромео, статую Святого Варфоломея — ему противны обнажённые мужчины, но попытаться подмять под себя собор Дуомо ди Милано, он бы даже присвистнул, пожалуй, если бы пилюля во рту не мешалась, — он неспешно отпивает виски из бокала, катая языком желатиновую оболочку — виски обжигает, до последнего смакует, проглатывает. Прикрыться реставрацией умно, но этот кусок не по зубам такому… даже на идиота не тянет. Голос повторяет ещё раз, Шамал прикрывает глаза — предпочёл бы, чтобы это был женский, мелодичный, шептал ему на ухо грязные слова, — начинает докучать. Мечты-мечты. Шамал не был религиозен: сидя на скамье рядом с Ливио Ваккаро, он разглядывает лик Девы Марии, сложившей ладони в жертвенной молитве — грудь, на его вкус, маловата.
— Я не работаю с мертвецами.
— Что? Я заплачу тебе вдвое, нет, втрое больше обещанного!
Шамал вздыхает, ослабляя ворот, — началось.
— Тогда ты умрёшь, если откажешься, Трайдент Шамал!
Так он удивит его? Может, хоть наведёт пистолет? Шантаж? Ох, он его умоляет!
— Дева Мария, — Шамал не был религиозен, но ему нравилось взывать к Деве Марии, ведь она была женщиной вполне себе ничего, если судить по мраморной статуе перед ним, — я ведь зарекался иметь дело с мужчинами, столько проблем. У тебя и со слухом, вижу, туговато. Я бы сказал, что ты уже труп. Но это ещё вопрос десяти секунд.
— Как ты смеешь, ублюдок! В твоём бокале был яд! И если ты не получишь антидот, то сдохнешь!
Шамал устало трёт шею — «Трайдент Москито» — слишком крепко к нему прилипло это прозвище, но в нём нет и намёка на сексуальность, тц, раздражает.
— Ах, это. Полагаю прежде, чем нанимать меня, ты должен был понять, кто я. Всего лишь начинающий доктор, однако, в моём организме — 238 неизлечимых болезней. Не следовало везде пихать один и тот же яд, я давно принял меры. К слову, этот виски божественен, я заберу остатки, если не возражаешь.
Ваккаро выкатывает глазные яблоки и смотрит на него, точно впервые видит, хватается за горло.
— Точно… Десять секунды уже прошли, мм?
Ливио Ваккаро заваливается на бок после этих слов, оседает, сидя на скамье, точно задремал за чтением молитвы. Шамал встаёт, вздёргивая халат, в последний раз оглядывая своды собора — увы, вскоре это место заполонят репортёры, полиция, но и это забудут, после — эту молитвенную тишину осквернят толпы любопытных глаз. Он подмигивает Деве Марии напоследок, Святой Варфоломей обойдётся, возводит палец вверх, и ждёт, когда его любимица вернётся.
— Проблемы людей в том, что большая часть из них идиоты, как думаешь, Анжела?
Анжела жжужит и садится на палец. Всякий раз, когда он имел дело с очередным трупом, ему, как никогда, хотелось тепла женского тела. Давно он не наведывался в бордель. Он подхватывает бутылку коллекционного виски, шаги стучат по мрамору собора, покидает его через служебный выход, должен быть оцеплен, оу... уже нет, Жозефин на славу постаралась. Паралич, жить будут. Вечерний воздух бьёт в лицо, Шамал оглядывается на собор — разве может он лизать задницу Римскому папе, если знает, как он выглядит изнутри — преотвратно. Такое не мог создать Бог. И Дева Мария девственной не была — всего лишь ошибка при переводе с иврита. К слову, о девственницах — дорога до борделя не оказалась лёгкой, виски слишком быстро кончился. Шамал качает головой — и почему ему везёт, точно утопленнику в половодье?
— Нет, прошу вас! Я… у меня есть немного денег, в-вот, возьмите, это всё, что есть!
Тёмный переулок в трущобах, недалеко от захолустного бара. Беззащитная синьорина с шалью на голове, совсем не видно лица, зато руки — хрупкие, подобно крыльям мотылька — такие целовать. Её окружают трое, толкают, зажимают в угол. Шамал тянется в карман халата, думает про себя, что женщину в беде бросить он не может, капсулы с москитами вертятся между пальцев, и он уже порывается открыть рот, как три одиночных выстрела сотрясают переулок. Трое по одному падают замертво.
«Снайперы.»
Его не пристрелили. Что ж. Шамал оборачивается, и делает жест от виска — адьос.
«Идиоты».
Значит, всё-таки, слухи не врут: «Notte Jazz», говорят, в нём работает любовница одного неназванного мафиозного дона, Шамал усмехается — кажется, он даже его знает, не лично, по слухам. Значит эта женщина... она закрывает ладонями глаза, и плачет, рухнув на колени перед трупами ублюдков. Её одежда забрызгана кровью. Интересно, если он проделает шаг, его пристрелят?
— Слёзы не украшают вашего лица, а вы, безусловно, красивы. Мертвецы слёз не стоят, поверьте. — произносит он, снимая с себя халат, вздыхая. Он давно уже должен был быть в своём борделе. К хорошим новостям, его не пристрелили. — Уж точно не эти мертвецы.
Он накрывает её плечи собственным халатом, чтобы скрыть кровь, помогает встать, разглядывает женщину вблизи — пепельные волосы, такие же глаза, нежная, точно снежинка, но главное — её руки: пальцы холодные и тонкие, изящные. Она похожа на снег, которого в этих местах нет. На лавину. Прекраснее Девы Марии.
— Вам лучше уйти. Не стоит ходить по ночам одной.
— С-спасибо! Но п-пожалуйста, не уходите! Не оставляйте меня…
— Ваших ангелов-хранителей благодарите. И всё же бегите. С вами всё будет хорошо.
Она медлит, прежде чем послушно кивнуть и раствориться в темноте. Шамал снова вздыхает, глядя на три трупа под ногами, предпочёл бы смотреть на обнажённых женщин. Переводит взгляд — обронила что-то, окликает, но её уже нет. Склоняется, поднимает — фотография, кажется, младенца. Шамал скривился — терпеть не может детей, и отцом ни за какие деньги становиться не собирался.
«Значит сын. Интересно.»
Ребёнок — полная копия женщины. Разве что глаза зелёные. Он кладёт фото в карман — не выбрасывать же, — будет мимо проходить, занесёт в бар. Она наверняка ею дорожила. Но, пожалуй, хватит с него самаритянства на сегодня. До сих пор не пристрелили. Тоже интересно. Знают, кто он? Неважно. Без халата прохладнее, и он, задумчиво замечтавшись о том, как прижмётся щекой к пышной груди, сомнёт обе в собственных ладонях, продолжил петлять по заученной дороге трущоб — ведут не ноги, вожделение. Он вваливается в бордель, и прекрасные женщины с порога вешаются на него, обвивают ладонями, кутают тяжёлыми духами.
— Я так скучал по вам, Анжела, Жозефин…
Норовит с поцелуями.
— Деньги вперёд.
— Но я думал, что у нас любовь…
[nick]Dr. Shamal[/nick][status]Trident[/status][icon]https://i.imgur.com/CGCMLMD.png[/icon][lz]The world you live in is a world in which only those who can find their own way ahead are allowed to survive.[/lz]