Сигурэ вкладывает ладони в широкие рукава кимоно, ткань мягкостью обволакивает пальцы. Заходящее солнце уже не проникает лучами в маленький сад. Оранжевые лучи сдаются на деревянных узорных крышах и окунают их в волны фиолетового отчаяния. Такого же темного, какое сковывает льдом сердце.

- Акито.

По сухим губам бежит легкая улыбка. Она разбивает мрак приливной волной, брызги отражаются в серых глазах. Сигурэ никогда не скажет того, чего не имеет в виду. Не повысит голос и не надавит, пока не ощутит необходимости. Он почти идеален - и также честен в своей безумной жадности. Он настоящий подлец, который не раскаивается.

Не дождавшись ответного слова, Сигурэ входит. Затворяет бумажную дверь. На секунду останавливается, видя сгорбленную фигуру, но не кланяется. Она не дождется от него склоненной головы. Только не так.

- Вижу, Курэно ушел, - в голос вплетаются вкрадчивые нотки. В них звенит едкий смешок на грани дозволенного. - Поэтому позвала меня?

Улыбка становится шире. Рот хищно приоткрыт. Глаза, наоборот, тяжелы. За веками зрачков почти не видно.

Сигурэ выходит на свет. Нечеткий сумрак обрисовывает кимоно, завлекает рассмотреть себя. Сигурэ красуется. Он - товар, очередная пешка Акито. Та самая, ценность которой Акито не осознает. Она должна заплатить. Должна понять, что потеряла. Счесть, что это лишь ее вина.

"Он ушел, а я всегда здесь. Всегда жду тебя". Сигурэ смотрит лишь на нее, но она этого не замечает. Она этого не ценит. Акито не хватает его, ей нужны другие. Но если она хочет других, то не сможет иметь его. Она будто ничего не знает... Правда в том, что ей все равно. Акито - капризный ребенок, перешедший черту. Она обязана повзрослеть.

Украдкой морозный взгляд коснется темных волос. Сигурэ привык ждать, терпеть. Беда в том, что у него тоже есть своя правда. Она заключается в том, что дрожь его сердца подчинена этому ребенку. Истина в том, что он просто безвольный пес, жаждущий ласки своего хозяина-бога.