Воспоминания незаметно проскальзывают в тихий сон; там мама снова уговаривает поспать ещё чуть-чуть — ведь выходной. И Тору почти путает реальность со своей мечтой, чувствуя, как солнечный свет ласкает лицо. Ей требуется несколько мгновений, чтобы окончательно прийти в себя.

Во всем доме необычайно тихо, и это решающая черта. Когда была мама, их маленькая квартирка наполнялась звуками и невыразимым теплом. Тору потрясенно выдыхает, вновь вспоминая, что теперь живет в доме одноклассника… И горло хрипит, напоминая о промокших вечером ногах. 

Тору нащупывает свой чуть горячий лоб, вздыхая и выбираясь из постели. Босые ноги обдает холодом, заставляющим её вздрогнуть. Её немного тревожит воцарившаяся тишина, ведь в доме Шигурэ такое бывает редко. Отыскивая ногами тапочки, Тору успевает честно признать — пережить болезнь проще, чем справиться с подавляющей тишиной. Успела обжиться и привыкнуть к перепалкам и последующему грохоту.

Она поспешно оправляет одежду, отправляясь на поиски аптечки и людей. Тору не нравится быть липкой к окружающим, но легкая паника оседает в расширенных зрачках, и девушка спешит в гостиную. Деревянные половицы отзываются приятным скрипом, разрушая тишину.

— О, — Тору слегка хрипит, замечая знакомую макушку. Но уголки губ уже непостижимо стремятся вверх от облегчения. Но ближе не подходит; у котов, конечно, девять жизней, но кому нужна её простуда. И она совсем себе не признается, что слегка опасается резких слов.

— Вчера дождь был, я простудилась, — в голосе проскальзывает неявное извинение к поспешному отступлению. Тору пятится к кухне, вспоминая, что где-то там видела аптечку. И уже оттуда спрашивает: — А где все?

Отредактировано Tohru Honda (2021-06-17 13:53:34)

Тору на мгновение потрясенно выдыхает, инстинктивно пытаясь отступить. Ей неловко, ну и эй, разве так можно? Она сейчас такая несуразная и выглядит глупо. Подавленные эмоции легко вспыхивают, быстро выгорая румянцем на щеках. Хорошо ещё, что лихорадка — так совсем неочевидно.

— Не надо! — голос взлетает вверх, игнорируя вспыхнувшую в горле саднящую боль. Румянец расползается ещё сильнее. Тору совсем не хочет видеть Хатори в таком состоянии. Да и в обычном, кажется, у неё то же самое чувство… Просто реагирует очень уж остро, ей от этого быстро становится совестливо.

— Не стоит никого беспокоить, — уже мягче и тише. Тору слегка морщится, потирая тапочками пол. — П-просто тихо было, я подумала, все ушли.

В конце Тору попросту мямлит, понимая, что мысли Кё так-то правильные. Но лежать вареной креветкой в одеяле, даже если это очень разумно, не выйдет. Она привыкла сама о себе заботиться, да и к тому же эта паника... Тору упрямо поджимает пересохшие губы, не желая прислушиваться к гласу разума в лице Кё.

Потому что видит всё остальное, не смотря на легкую туманность от лихорадки: и раздавленную коробку молока, и невысказанное где-то в глубине, и прохладную ладонь на собственном лбу. Упрямством вспыхивает что-то из этого или же всё вместе, Тору не успевает решить, а просто двигается на кухню.

— Мне просто нужен холодный компресс и аптечка, тебе там будет сложно разобраться, я сама пойду.

Тору не шутит, помимо неё на кухню почти никто не суется. А она и сама не совсем уверена, где именно сейчас находится аптечка. И есть ли там что-нибудь от лихорадки, а не только пластыри да бинты. Ещё рис, ведь стоит, наверное, сварить липкую кашу…

— И не нужно никому звонить, — бормочет между делом, открывая шкафчики.