Закончив молитву, которую он всегда произносил до принятия пищи, Ардин открыл глаза и увидел, что кусок хлеба перед ним покрылся черной плесенью. Казалось, в ней что-то шевелится.
Стиснув зубы, он откинулся затылком на глиняную беленую стену хижины и бессильно перевернул лежащие на столешнице руки ладонями вверх, словно силясь прочесть в их линиях ответы.

Когда наступил этот момент, когда всё в его жизни начало рассыпаться? Он был уверен, что в течении эпидемии наступает переломный момент. Если он уставал, то всегда ощущал незримое присутствие, помогающее ему идти дальше; цель была ясна, воля богов - прозрачна. С ним были Эра и брат, и Кристалл лил сияние на их будущее королевство. Сейчас же, куда ни взгляни... каждое исцеление не опустошало его, а, наоборот, наполняло, ночью он видел омерзительные кошмары, а по утрам кашлял кровью, в которой проступала сажа. Сомнус отказывался его слушаться и жег зараженные деревни, народ роптал на его действия, и Ардин разрывался между желанием защитить брата от злых слов - и как следует выпороть его при встрече. Он не был в этом уверен, они ни разу в жизни не дрались вне тренировок на мечах, но сейчас Сомнус своими действиями сам ставил между ними стену. Раньше, по его мнению, Сомнус куда больше подходил на роль короля, чем он сам, но сейчас он заставлял Ардина желать короны для себя, чтобы только не допустить его до абсолютной власти. В воздухе висело напряжение ожидания того, когда Кристалл назовет имя Избранного Короля, и даже это ожидание казалось зловещим. От Эры не было вестей. Может быть, он стал мнительным, но выглядело всё так, будто она его избегает.

Да, он чувствовал себя покинутым - но богами ли, что смотрели за ним, или собственной уверенностью? Возможно, это испытание, которое он должен пройти. Возможно, перед рассветом должен наступить темный час. И, покинутый или нет, он не мог оставить этих людей, которые ждали от него спасения.
Оставив хлеб и остальное нетронутым, Ардин допил воду, поднялся и кивнул ждущему его на пороге мужчине: веди.

Больных собрали на ярмарочной деревенской площади: от детей до стариков, от едва тронутых скверной до тех, кто уже не выносил дневного света и корчился под накидками из мешковины. Первые тянули руки, чтобы дотронуться до него, вторые отдергивались и проявляли агрессию, нередко пытаясь напасть. Мерзость болезни состояла в том, что она меняла людей так, что слишком легко было забыть, что они люди, а не чудовища; что они жили, любили, были кем-то любимы и страдали, утрачивая себя. Когда черные частицы выходили из их вен, проходили сквозь поры и исчезали в ладонях Ардина, и их глаза прояснялись - это был момент, который перевешивал все его невзгоды. Пока он мог делать это, остальное было неважно.

Как обычно, после он разрешил местной ребятне виснуть на себе, развлекая их попытками идти, таща на себе всю ватагу. Это почти отвлекло его от мыслей о том, как плохо ему будет ночью, и он от души хохотал, когда дорога запылила под копытами коней. Всадников было двое; маска Гильгамеша, телохранителя брата, сверкнула в закатных лучах.

- А, Сомнус, - Ардин обернулся, чтобы убедиться, что поблизости нет взрослых, способных отнестись к шутке слишком нервно. - Надеюсь, меня ты не хочешь сжечь?

///

В ответ на вопрос Ардин открыл один глаз, перестав блаженно подставлять лицо солнечным лучам, скосился на пышную и сочную от дождей зелень будущего урожая, потом перевел взгляд на брата - и подмигнул ему:

— У меня определенно хорошее предчувствие насчет этого! - рассмеявшись, он толкнул его плечом и передал дорожный бурдюк с вином, из которого только что пил сам. Вино было молодое и кисловатое, но оставляло послевкусие земляники и нового, волнующего начала, того самого, о котором спрашивал Сомнус.

Ардин любил, когда тот переставал пытаться выглядеть взрослым не по годам и улыбался, как сейчас. Он вообще всегда души не чаял в младшем брате. В детстве Сомнус был застенчивым, замкнутым, склонным кукситься ребенком, и нужно было постараться, чтобы растормошить его и развеселить, но Ардин обожал с ним возиться и, немного стыдно признаться, часто втягивал в свои легкомысленные отроческие авантюры. Взрослея, они начали проводить вместе меньше времени, чем раньше, каждый занимаясь своим делом, но им и не требовалось быть неразлучными. Ардин знал, что всегда может рассчитывать на практический, осторожный, но твердый ум Сомнуса, как знал и то, что может рассеять его излишние тревоги, просто положив ладонь на его лохматую иссиня-темную макушку и дав ощутить течение той неизмеримой лучезарной силы, которую даровали их дому Вечные. Силы защищать, исцелять и вести.

Вот и сейчас - вот, пожалуйста. Ардин не глядя мог распознать это погружение в мрачные размышления.

- Ну конечно, это опасно, - любому другому он ответил бы «ну конечно, нет», но брата таким ответом было не удовлетворить. – Но разве я могу не использовать дар, которым наделили меня боги? Он вверен мне не для того, чтобы я бездействовал, наблюдая, как страдают люди. Ты ведь веришь в то, что наш род избран быть королевским? Значит, верь и в мою силу. Не очень разумно верить в одно и не верить в другое, мм? Те, кого я исцеляю, выздоравливают и не передают болезнь дальше. Опасность существует только для меня, но… если целительство заберет все мои силы, если ценой изничтожения Звездной Скверны должна будет стать моя жизнь - я готов заплатить эту цену. Возможно, лучшей смерти нельзя и пожелать… - ведь она не будет напрасна, и он не будет забыт.

Задумавшись, он умолк, вдыхая запах нагретой земли и древесной коры. Этот аромат был настолько полон жизни, что говорить о таких тяжелых вещах казалось кощунственным. Он улыбнулся, отгоняя дыхание рока.

- Но мы не знаем ничего наверняка, правда? Возможно, боги будут благосклонны, и я проживу долгую жизнь. И я уж точно не планирую умирать в ближайшее время. Видишь ли, мне кажется… я думаю… - Ардин смущенно запнулся, что случалось с ним нечасто, и потер запястье, - я думаю, что хочу просить руки леди Эры Флёре. Как считаешь, она не откажется?