«Он понял своё назначение,
В стальное зашит облаченье..»
Музыка в наушниках орет на полную громкость, эхом отдавая где-то в кишках. Но работающий станок рядом ревет ещё громче, никакой музыке не заглушить этого визгливого, впивающегося в сами кости звука. Энджи уверен, что даже если наушники-капельки прикипят к его ушам, это все равно не спасет его от ужасающего шума.
Станок визжит с раннего утра до позднего вечера, пятнадцать часов в сутки, шесть дней в неделю. Тодороки пытается отвлекаться на музыку, чтобы не сойти с ума.
«С темными силами в бой вступил,
И жизнь свою он круто изменил,
Железный! Человек!» — вопит в ушах нестройный хор.
Да. Железный. Хорошо быть героем.
Видит краем глаза, как в его сторону направляется начальник цеха, и сжимается, торопливо вынимает наушники и вороватым жестом прячет в нагрудный карман.
— Тодороки-сан!
Вздыхает. Началось.
— Эта деталь не соответствует образцу! И эта, и эта тоже.
Багровый и плешивый, в съехавшем на бок нелепо-блестящем паричке, мужчина подпрыгивает от злости и верещит на ультразвуке. Энджи вздыхает и выглядит виноватым, но на самом деле и без того работает на пределе своих сил. За мизерную зарплату с ненормированным графиком исключительно физическим трудом. Он хочет умереть.
— Простите. Я сделаю лучше, — бормочет и неловко трёт массивную шею. Начальник снова подпрыгивает, тощий, нервозно вздрагивающий, меньше каждого из своих работников как минимум вдвое. После пренебрежительно опрокидывает к его ногам целый ящик деталек, что не соответствуют по его мнению стандартам.
— Вычту из твоей зарплаты! — визгливо обещает и, наконец, уходит.
Энджи оборачивается к станку и ссутуливается под сочувствующими взглядами коллег, но производство не должен останавливаться. Не время себя жалеть, необходимо работать. Он возвращает наушники в уши и глубоко вздыхает.
«Он быстрее, выше, смелее всех,
Железный человек.»
Автобус подпрыгивает на кочке, и Энджи заваливается в бок, повиснув на поручне. В салоне вечерняя давка, кто-то под боком возмущённо вопит и грозится обращением в полицию. Неловко извиняясь и сгорая со стыда, мужчина как можно более тактично проталкивается к дверям, силясь не вынести с собой половину пассажиров; работа на заводе с тяжёлыми формами для выточки и литья сделала его довольно массивным, на фоне прочих японцев он смотрится почти устрашающе. Впрочем, это не мешает всему миру срывать на нем злость. Кассир в дешевенькой лавке у дома кидает мелочь мимо его ладони, и он молча наклоняется, чтобы собрать. Лишних денег в семье нет. Кто-то толкает его, проходя мимо, и пакет с покупками рвётся. Приходится нести в руках.
От лавки до дома ещё целая остановка, но социальный проездной всего на 2 поездки в сутки, поэтому Энджи всегда добирается пешком. Их дом находится на самой окраине города, рядом с чадящими трубами завода и гремящей линией железной дороги, серый и облупленный, бесцветная многоэтажка с провисающей пожарной лестницей сбоку и чёрными захламлёнными пролетами в коридорах. Лифт тоже не работает, но подниматься по лестнице уже почти привычно, мужчина считает ступеньки до нужного этажа и толкает плечом дверь общего коридора. Навстречу выскакивают чужие дети и с громким хохотом уносятся вниз, тыкая друг в друга палками. Энджи замирает ненадолго, улыбается себе под нос (хоть кто-то в этой дыре веселится) и боком протискивается к собственной двери между захламлений с вещами, мешками и коробками. Он пытался говорить на этот счёт с соседями, но переговоры всякий раз неминуемо заходили в тупик.
Ключ не успевает провернуться в замке, как дверь распахивается. Заткнув уши наушниками и смотря в монитор телефона без отрыва, Нацуо проходит мимо, как всегда отстранённый и понурый.
— Добрый вечер! — сдвигаясь с его пути, торопливо бормочет Энджи. — Я купил продуктов, ужин скоро будет.
Юноша что-то невнятно хмыкает (скорее всего, реагируя на текст в своём смартфоне, а не на слова отца) и неторопливо исчезает на лестнице. Мужчина ещё стоит недолго на пороге, смотря ему вслед и размышляя, заметил ли сын его вообще, а после со вздохом заходит внутрь квартиры, захлопывая дверь.
Внутри тепло и пахнет кондиционером после стирки. Энджи пытается поддерживать углы в порядке и не захламляться, но это тяжело, когда у тебя трое детей.
Четверо. Разуваясь, мужчина встречается глазами с фотографией в траурной рамке и приветливо кивает старшему в знак приветствия.
После несёт продукты в руках до крохотной кухоньки, на которой едва разворачивается. С облегчением вздыхает — справился! — и оборачивается на звук за своей спиной. Шото смотрит из-за угла, выглядывая робко и словно бы испуганно. Энджи торопливо присаживается на колено и протягивает руки ему навстречу, мальчик медлит, но все же подходит, хотя и не спешит кидаться с объятиями. Молчит, растирая оцарапанную щеку, и мужчина вздыхает.
— Опять Фуюми тебя поколотила?
Его глаза медленно становятся влажными. В попытке сдержаться, он кривит губы:
— Когда мама вернётся? Я хочу к маме!
Плачет тихо, но отчаянно. Энджи вздыхает ещё глубже, через нос, и привлекает его к себе.
— Я тоже скучаю. Потерпи немного, она скоро вернётся.
Не зная, как его утешить, обещает скорый ужин и даже что-то вкусное на десерт. Шото продолжает плакать, выпрашивая встречу с мамой, так что приходится пообещать ему поездку в больницу, но Энджи не уверен, что лечащий врач Рей позволит это.
Что же.., разберутся по ходу дела.
— Твоя сестра в комнате? — отсаживая младшего с морковкой в кулачке к телевизору, на всякий случай уточняет. В это время старших частенько не бывает дома, так что он не уверен. Шото испуганно кивает и сжимается, эти дети всегда не ладили...
— Хорошо. Не бойся. Уверен, она не со зла. Я займусь ужином, а ты позови ее к столу, идёт?
Малыш сопротивляется недолго, но все же идёт. Дотягивается до ручки в комнату сёстры и медленно приоткрывает дверь. Как и всегда, смотрит из-за угла с осторожностью дикого зверька.
«Фую-тян, — чуть слышно лопочет, — отец вернулся, скоро будет еда.»
[icon]https://i.imgur.com/3e3cLXb.jpg[/icon][lz]Каждый отец — супергерой.[/lz][status]отец-героин[/status][fandom]reverse!bnha[/fandom]
Отредактировано Todoroki Enji (2021-02-09 22:34:09)