Не хочет.
Тсуна не хочет. Взрослеть, — может быть, сказал бы Реборн. Может быть, нет, уже нет.

В пятнадцать лет Тсуна паникует и говорит, нет, не хочу. Не хочу, не буду, какой из меня Десятый Вонгола, это даже не смешно, ты не всерьез, малыш.

В шестнадцать Тсуна пережил будущее, пережил кучи схваток, но все еще получает ужасные отметки, все еще по-простому отнекивается от мафии, думает это не с ним, не к нему. Внутри что-то шепчет, но… он игнорирует. Так сильно, как мир мафии ему позволяет.

В семнадцать Тсуна неожиданно сталкивается с тем, что все не так просто, люди поворачиваются новыми сторонами. Разворачивается... ему не нравится. Не хочет в это лезть.

В восемнадцать девятнадцать двадцать…

В двадцать он просто не хочет. Не хочет не потому что ставит это в пику Реборну, потому что паникует при слове мафия, потому что он простой школьник, потому что он просто не хочет — в двадцать Тсуна не хочет, потому что видит. Видит это изнутри. Видит, почему взгляд Мукуро был таким. Видит, почему он хотел сжечь мафию изнутри — он тоже хочет. Видит, как меняется взгляд Ямамото. Видит, как все становятся серьезнее. Он все еще хочет уберечь остальных. Он все еще не хочет лезть в это все.

Тсуна не убивает, да?

Побеждает.

Одерживает победы, разные.

И вылетает, вытягивает на решимости, на нежелании причинять боль. Желании избежать лишних жертв.

Он вспоминает слова Джотто, который встал на его пути, встал перед ним, на которого, они говорят, он так похож.

Ты должен быть готов пожертвовать собой ради друзей.

Тсуна готов пожертвовать, пожертвовать всем, но не благополучием тех, кто ему дорог.

Все куда проще, можно ведь просто не втягивать остальных в это — и Тсуна чувствует холод под ребрами, понимает слишком хорошо, нет. Что уже поздно обходиться этими словами и говорить, что я не хочу втягивать.

Все было проще пять лет назад. Когда они еще не заигрались в эту мафию. Когда это все-таки была игра. Они смеялись после тяжелых схваток, они смеялись над Ямамото, который называл это игрой, но, кажется, понял все раньше них. Такеши понимал всю подноготную, первый узнал секрет аркобалено, первый принял это серьезнее, чем игру в правую руку босса, нерадивого ученика или готовность Реохея следовать за своим боссом. Не понимали они. Того, что по сравнению с будущим — не тем, в которое они перенеслись зазря, но тем, которое их ждало. В сравнении это все была игра.

Тсуна ненавидит мафию.

Он ненавидит такой выбор. Выбор принятый когда-то за него, выбор, который здесь и сейчас нужно, наконец, сделать и ему. Выбор, за который он сможет ответить, и за который ему придется отвечать еще долго. Тсуна закрывает глаза и невесело смеется представляя Реборна, скажи он ему, что готов сделать выбор. Что он готов сделать осознанный выбор — что будет, если он скажет, что не хочет.

Правда в том, что Тсуна не знает.

Ненавидит. 

Ненавидит себя за слабость, которую столько лет выбивал из него Реборн, но несмотря на всю гениальность репетитора, которую нельзя подвергать сомнению — он так и не смог из нее избавиться. От слабости, от нерешительности.

Ненавидит, потому что в пятнадцать легко сказать «нет, я не хочу». Не зная ничего, не понимая в полной мере, от чего он отказывается, не понимая всю тонну ответственности, которая на него повалится, но предугадывая ту интуицией и отчаянно желая оказаться подальше. Но и только. Он догадывается, что это не все, что он знает бесспорно очень мало, нельзя вложить в голову все, нельзя вложить в голову человеку, отчаянно пытавшегося сбежать — но уже пора. Пора что-то решать и понимать.

Его просто еще раз толкают к этому факту.

На него просто еще раз пытаются скинуть кучу смертей и кровь реальной мафии, а он хочет воспользоваться пламенем, чтобы улететь ужасно далеко, чтобы запрятаться и никогда не возвращаться.

Он ненавидит Реборна, ненавидит Дино, за то, как легко они сочетают обыденность и кровавость мафии, без лишних сомнений и сожалений. Без каких-то проблем переключаясь, всякий раз, когда это требуется. Тсуна так не может. Не значит ли это, что он не сможет, что он не подходит?

Он хочет защитить. Он хочет изменить это изнутри, он хочет сделать мафию другой, но ему не пятнадцать, чтобы верить в это, как прежде. Даже меняя, все равно нужно быть готовым, нужно понимать, что звание босса — это не волшебная пилюля. Ему не нравится это понимание, ему от него тошно. И страшно.

Хочется свалить все эти проблемы на кого-то еще, просто прийти и отчаянно кому-то ныть, о том, что он не знает, что ему делать, что он хочет, чтобы проблемы заключались в том, какой сок он хочет выпить на завтрак, а не в готовности убивать. Ему нужно свалиться к кому-нибудь и вывалить разом все проблемы, все переживания, но он выше этого (или нет). Он не хочет грузить друзей своими проблемами (ужасно хочет).

Он не знает к кому. Он не знает кто заслуживает этой отнюдь не чести.

Нет, он не сомневается, что Ямамото сумеет и поддержать, и отвлечь, может, даже посоветовать. Гокудера бросится убеждать его, какой отличный Босс из него выйдет, что не стоит сомневаться. И что он все равно будет рядом, что бы он не выбрал. босс, босс, босс. Реохей, Ламбо, Мукуро… Хибари… Хибари нет дела до детских переживаний. он невесело усмехается.

Он не хочет переваливать собственные проблемы на кого-то — не в полной мере.

Не хочет, потому что понимает, что это переломный момент и то решение, которое нужно принять самостоятельно, потому что разгребать последствия ему, что это нужно в первую очередь для того, чтобы в сложный момент не сомневаться (он все равно будет). Что эта ответственность не только за себя.

Он может спросить Реборна, может вывалить на него все — наверное, самое близкое к тому, что ему требуется (но может ли?).

Он просто отчаянно думает о том, что ему нужна помощь. Нужна, нужна. Не сразу замечая, как загорается пламя, как нагревается кольцо. Он не справляется. Не вытягивает. Он не задумывается, к какой помощи он может и пытается воззвать. Но у него получается.

И когда он неожиданно чувствует присутствие, пламя, Тсуна сглатывает, тяжело выдыхает, оборачивается. Удивляется, ужасно, но так устал, что, наверное, даже не очень сильно.

— Джотто.

Джотто Примо.

— Я не знаю…

И очень хочется звучать не так отчаянно. Глупо, наивно, по-детски. И абсолютно не получается. Ему будто снова пятнадцать, и все, что он хочет, это защитить друзей, но не тонуть в реках крови. В свои двадцать он не верит, что справится со всем этим. Что хочет с этим справляться.