no
up
down
no

Nowhǝɹǝ[cross]

Объявление

[ ... ]

Как заскрипят они, кривой его фундамент
Разрушится однажды с быстрым треском.
Вот тогда глазами своими ты узришь те тусклые фигуры.
Вот тогда ты сложишь конечности того, кого ты любишь.
Вот тогда ты устанешь и погрузишься в сон.

Приходи на Нигде. Пиши в никуда. Получай — [ баны ] ничего.

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Nowhǝɹǝ[cross] » [nikogde] » Незавершенные эпизоды » Our little horror story’s just begun


Our little horror story’s just begun

Сообщений 1 страница 6 из 6

1

Yamamoto Takeshi х Kyoya Hibari
https://funkyimg.com/i/37QCw.gif https://funkyimg.com/i/37QCv.gif
You’ll fear what I can do
But you’ll never run

- Ты убивал раньше?
- А ты?

Школа Намимори в далеком прошлом. Кажется, что в другой жизни. Больше никакого бейсбола. Никакой беззаботной жизни. Не надо волноваться об оценках, о будущем. Ты ведь больше не волнуешься? Ты, наконец, понял, кто ты?

+4

2

Ямамото бросает короткий взгляд на Хибари, подмигивает и беспечно улыбается. Рука с катаной опущена, он кажется расслабленным, излишне непринуждённым. Ямамото говорит:

— Эй, может задержимся? Ты, я и никого больше, — улыбается ярче и коротко смеётся, — или твои дела не потерпят отлагательств? — добродушно усмехается, бесшумно двигаясь по тёмным коридорам, расправляет плечи, незаметно напрягаясь, когда краем уха улавливает чужие голоса. Ямамото не перестаёт улыбаться, но взгляд становится совершенно нечитаемым, темнеет. Трое. Должно быть больше. Если разобраться с ними быстро, то можно незамеченными пробраться дальше. Если всё сделать, не мешкаясь, то у них будет больше времени. Перехватывает удобнее катану и медленно выдыхает: трое — это даже проблемой нельзя назвать, у Ямамото на это уйдёт меньше минуты.


«Если коротко, то одна семья планирует убийство Савады, далеко не всем в Сицилии нравится, что сильнейшую итальянскую семью поведет японец. Твоя работа — убить киллера.»

Ямамото не был удивлён. Нет, он не ожидал увидеть Дино: кого угодно, но не его, — но он знал, что рано или поздно придёт момент, когда это сделать придётся. Когда кто-то скажет: «Ты должен убить.» — Ямамото всегда отмахивался от этого, смеялся и качал головой. Ямамото всегда следовал тому, что столь дорого Цуне: они — не убивают. Убийство никогда не было их целью. Победить или спасти можно и без крови. Впрочем, «без» — это преувеличение. Ямамото хрипло смеётся и облокачивается плечом о забор, замирая, прикрывает глаза.

Скуало всегда злился, когда он бил тыльной стороной катаны. Ямамото не считал необходимостью делать иначе. Зачем, если вырубить противника можно, не убивая? Ямамото знал, что в его силах победить, не причинив  особого вреда: без лишней лести — его способности фехтовальщика были достаточно хороши, чтобы он мог позволить себе такой каприз.

Ямамото не питал иллюзий. Он знал: их игры давно уже не детские.
Ямамото удивляется не тому, что Дино говорит, что ему придётся убить — Ямамото удивляется тому, по какой причине.
Дино говорит: «Не всем в Сицилии нравится, что сильнейшую итальянскую семью поведет японец.»
Ямамото думает: так ли это важно? Ямамото думает, что он бы на их месте заботился о том,  к чему приведёт Вонголу Цуна. Ямамото знает: мафия чтит совсем другие законы, мафия не жалостлива и не особо жалует компромиссы. Ямамото знает: Цуна — не приемлет жестокости и крови, Цуна уничтожит мафию такой, какая она есть. По крайней мере, это то, чего он хотел бы. Ямамото разделяет это желание, но не заблуждается — мир, в который они все добровольно шагнули, точно так же, не приемлет столь грубого вторжения и не простит неучтивости.

Ямамото знает.
Давно знал.
Рано или поздно, но придёт время, когда, если не каждый из них, то многие испачкают свои руки в крови. Хотят они того или нет. Если они поддерживают Цуну в том, что он станет Десятым боссом Вонголы — это неизбежно. Сколь бы чисты его мотивы ни были.

Ямамото знал.
Но не думал, что это будет так ... просто. Тошно.

Шигуре Соэн Рю был создан для защиты.
Это должно было быть нерушимым. Именно поэтому Ямамото отказался заезжать домой. Именно поэтому на задание Ямамото взял с собой другое оружие. Просчёт, вероятно, но он просто не мог предать то, чему учил его отец. Но не лукавство ли это и заблуждение, перед самим собой? Сделанного — не вернуть. Глупо отрицать и прикрывать благими намерениями.

Ямамото думает, что он выглядит паршиво. Что лучше не попадаться сейчас никому на глаза. Что он — не хочет возвращаться домой. Отец услышит. Отец увидит его таким. Ямамото не хочет, чтобы он это видел. У него нет с собой оружия и он в сменной одежде: ничто не говорит о том, что совсем недавно он весь был в чужой крови. Ямамото кажется, что он всё ещё чувствует тяжесть меча. Запах и привкус чужой крови. Ямамото думает, что это и есть точка невозврата, и, как быстро не беги, теперь уже бежать некуда.

Он медленно выдыхает и поднимает взгляд на ночное небо: ясное и тёмное, звёзды перемигивают пустым добродушием, серп луны слепяще-яркий — эта ночь столь обманчиво спокойна, что становится не по себе, что в груди скручивает болезненным спазмом. Ямамото не хочет возвращаться домой и осознание, что, в сущности, идти ему больше и некуда, почти сбивает с ног, заставляет поджать губы и нахмуриться. В конце концов, всё это не более чем трусость, да? Он трёт лицо ладонями и заставляет себя улыбнуться: натянуто-фальшиво, до скрипа зубов. Он возвращается в школу, чтобы забрать вещи, но замирает, спотыкаясь взглядом о бейсбольную биту.

«Даю подсказку: это твой последний шанс осуществить свою мечту, бейсбольный придурок. И лучше тебе его использовать. Этот мир – не для тебя, мы оба об этом знаем.»

Слова Гокудеры — эхом из прошлого, глухой усмешкой и навалившейся на плечи усталостью. Да, пожалуй, он устал. Как же сильно он устал. Ещё в битве с Миллефиори он понимал, что шанса осуществить свою мечту у него уже нет. Ямамото отказался от неё в тот же момент, когда согласился стать Хранителем Цуны. Он дал себе слово, что никогда больше бейсбол не будет для него превыше всего. Он обещал себе, Цуне, что будет всегда на его стороне, что сделает всё, чтобы защитить их. Он не понимал тогда, в полной мере, что у него и правда больше не будет возможности вернуться к прежней жизни, но не колебался в своём решении ни тогда, ни потом, ни даже сейчас. Ямамото берёт в руки биту и подкидывает мяч в ладони, думает: может это ему и надо? Немного времени за любимым занятием, чтобы отвлечься, чтобы не возвращаться, раз за разом мыслями к тому, что было. Не вспоминать чужое лицо, не вспоминать как легко двигалось собственное тело и как сложно было заставить себя не переворачивать катану в ладони обратной стороной. 

Ямамото знал. Всегда знал: это — неизбежность. Но упрямо отрицал это, улыбался и смеялся, встречаясь решительным взглядом со Скуало: «Как грустно забыть на время о бейсболе!» — говорил, прекрасно понимая, что «на время» — ложь.  Но как же хотелось, как же сильно хотелось продлить эту иллюзию.

Ямамото подкидывает мяч, замахивается битой и отбивает его, вкладывая в этот удар всю тревогу, все сомнения и всю горечь. Как грустно, и правда. Он смеётся негромко и ерошит волосы на затылке, вдыхая полной грудью, но выдыхая не сразу. Пожалуй, он и правда немного задержится. В конце концов, кто его осудит за это? В такой час здесь нет никого и быть не может.

[icon]https://i.imgur.com/qIrVEKx.png[/icon]

+4

3

Из всех хранителей Десятого Вонголы, Хибари было комфортно находиться именно с Ямамото. К нему он с самого начала испытывал меньше всего раздражения. А когда они все выросли – это уже стало привычкой. Хаято мог быть серьёзным, но всё ещё был чертовски шумным и упёртым, а доказывать что-то Кёя не любил. Он просто был прав, и за его правотой были годы обучения и опыта. Спорить или разговаривать понапрасну – тоже не его. А ещё он никогда не понимал решений или слов, брошенных в порыве эмоций, которые вообще не должны принимать участие в принятии каких-либо решений. Но Гокудера банально не мог оставаться беспристрастным, и это перечеркивало их сотрудничество. Впрочем… со временем Хибари научился его терпеть. Рёхей был человеком дела, и это Кёя уважал. Но он был слишком дружелюбным, а понятие «дружбы» у Хибари отличалось от общепринятых. Для него это не были совместные посиделки по вечерам, шумные компании, какие-то бессмысленные игры и вечные вопросы «как дела?». Объяснять это ему не хотелось, да и не требовалось. Они вместе работали, и на этом всё.
Про хранителя тумана можно и не говорить вовсе. Кёя рад его видеть только на поле боя, когда они дерутся друг против друга. Слишком уж раздражал одной своей улыбкой. Мукуро был воплощением всего, что Хибари отрицал и ненавидел – недосказанность, скрытность, обманные техники. Таким он не доверял и знал, что вести дела с ними – себе дороже. Рядом он находился лишь по одной простой причине – он был уверен, что рано или поздно Мукуро предаст Десятого, и Хибари будет первым, кто загрызёт туманника до смерти.
Ямамото раздражал чуть меньше всех остальных, хотя его улыбка не вызывала ничего приятного. Она казалась Кёе до неприличия фальшивой, но если с Мукуро было всё понятно, то зачем притворялся мечник, он не знал. Лишь со временем стало понятно, что за ней кроется, и тогда раздражение сошло на нет. Кёе важно знать человека и видеть его мотивы, тогда он мог ему доверять.
И все же с Такеши их отношения выстраивались иначе. Вероятно, потому, что хранитель дождя просто ничего особо от него не требовал. Ни разговоров, ни определённой реакции, ничего, что обычно требуют от других людей.

Это из разряда: «Кёя, почему ты не помог Рёхею? Он чуть не погиб там!»

«Ты либо справляешься с ситуацией, либо проигрываешь. Сколько бы у тебя ни было рядом людей, которые называют себя твоими «друзьями», рано или поздно обстоятельства сложатся так, что они будут готовы вогнать нож тебе в спину. Они даже могут считать себя правыми, просто потому, что их восприятие ограниченно. И, в конце концов, ты будешь справляться со всем один. И если тебе не хватит сил – ты умрёшь. Всегда рассчитывай только на себя, Кёя. Независимость – это и есть сила», - так учил его отец очень давно. Он планировал передать сыну все дела, поэтому с малых лет готовил не только сражаться, но и мыслить должным образом. Хибари воспринимал это как должное и никогда не жаловался. Ему с самого начала не интересно было играть в бессмысленные игры на улице. Он всё детство посвятил тренировкам, чтению, дополнительным урокам. Даже в школе он вёл себя так, словно у него уже был свой маленький бизнес (так и было, по сути). Он любил порядок вокруг. И понимает, насколько ценности его семьи разнятся с общепринятыми, поэтому не ожидает, что его кто-то поймёт.

Только Ямамото кажется поначалу достаточно глупым, чтобы игнорировать всё и продолжать общаться. То есть как общаться… Хибари не многословен, но им это и не надо было. Им комфортно было просто молчать, находясь рядом.

С годами это переросло в понимание друг друга без слов, и это Кёя ценил не меньше. Ямамото понимал его намерения, а он – намерения Ямамото. Они уважали друг друга и признавали силу друг друга. И этого было более чем достаточно.

- Здесь? – Хибари звучит ровно и никак не реагирует на веселый настрой напарника, и всё же слово звучит с некоторым надменным раздражением к этому месту. Он чуть ведёт головой и бросает взгляд на катану, а после вздыхает и закрывает глаза, - я бы предпочел вернуться домой или поехать на горячие источники. – Он открывает глаза и выходит вперёд. Для него это не игра. По крайней мере до тех пор, пока противник не окажется по-настоящему сильным, - я намерен всё сделать быстро.


Хибари избавляется от дурных привычек сразу, как только они появляются. Никаких пристрастий, ничего лишнего, что мешало бы двигаться вперёд. И всё же он возвращается иногда в Намимори и проводит время на крыше школы – это его место, куда обычно не ступала нога постороннего человека. Здесь было тихо, спокойно и умиротворяюще. Над головой размеренно плыли облака, ветер трепал волосы, а Хибёрд пел свою привычную песню, то летая вокруг разлёгшегося на крыше Кёи, то усаживаясь на его руку и нахохливаясь.

Здесь можно было ни о чём не думать – всё равно, что классический сад медитаций, что есть на заднем дворе его дома. Но сейчас там слишком много людей. Отец проводит очередную крупную сделку, и свою роль в ней Хибари уже сыграл. Лишний контакт он всё ещё ненавидел.

Тишину прервал звонкий хлопок и высоко подброшенный бейсбольный мяч, который Кёя заметил, приоткрыв один глаз. Кажется, спокойствию пришёл конец.

Когда Кёя облокачивается на ограждение на крыше и смотрит вниз, то ожидаемо видит Ямамото. В такое время уроки физкультуры и прочие спортивные мероприятия уже не проводятся, и мало кто желает оставаться на дополнительное время. Только хранителю дождя здесь тоже делать нечего. Он уже выбрал свой путь, и возвращаться – крайняя глупость. Хибари это бесит. Бесят сомнения – если сделал выбор, придерживайся его. Потому что ты знал, что выбираешь. Никаких сожалений быть не должно, это лишнее. «Что было бы если» - самый глупый и бесполезный вопрос, который можно задать самому себе.
Обычно его не волнуют чужие ошибки, но не в этот раз. Ямамото он уважал и не хотел терять это уважение к нему.

- Я думал, у тебя есть дела поважнее, чем бить палкой мяч, - холодно отзывается Хибари, появляясь неподалеку. Он прислоняется спиной к сетке, которой огорожено поле и за пределы которой всё равно вылетел мяч, и скрещивает руки на груди. Что же… ему хотелось сегодня подраться хоть с кем-то. Выбить дурь из Такеши – неплохая разминка, если выпадет такой шанс.

[icon]https://funkyimg.com/i/39iLh.png[/icon]

+4

4

Ямамото знает, что пытается обмануть сам себя. Отсрочить неизбежное. Знает, что это глупо и не имеет никакого смысла, но цепляется за последние крупицы былого с отчаянием утопающего, как будто стоит только приложить больше сил, улыбнуться, совсем как раньше, и всё изменится, у него получится: неприглядную истину смоет дождём, сделанное не будет давить на плечи, прогибая тяжесть осознания.

Как он будет смотреть в глаза отцу? Отец учил, что эта техника, этот меч были созданы для защиты. Ямамото правда защитил? Такой ценой? Он не использовал Шигуре Соэн Рю, но разве это меняет хоть что-то? Это просто самообман, попытка не нарушить данные обещания самому себе хоть в чём-то.
Как он будет смотреть в глаза Цуне? Для него у него нет даже намёка на оправдание.

Ямамото знает, конечно он знает: поступить иначе нельзя было, он не мог, просто не мог. Или это тоже не более чем заблуждение? Поступить иначе — показать сомнения, нерешимость, подвергнуть Цуну неизбежной опасности, которая, закрой он глаза на это, рано или поздно настигла бы, разрушила бы всё, что у них есть — самое важное, что у них есть. Можно сколько угодно уповать на своё везение и говорить: «Мы стали сильнее», — но это ничто в сравнении с тем, что может произойти в мире, в котором они теперь живут. Но, порой, это не значит совершенно ничего. Особенно учитывая врождённое доверие Цуны, что связало их всех вместе, укрепило и стало одной из основополагающих, опорой. Это ведь так просто, на самом деле просто, почти до пугающего, как легко они могут потерять всё, друг друга, если не будут готовы, если закроют глаза на опасность, если решат поступить иначе и не переступать черту. Если и дальше буду полагаться на детские и совершенно наивные идеалы.

Ямамото знает: он не мог поступить иначе. Это было бы сущей глупостью. Это было бы крахом. Это — тёмным пятном расползается под кожей, смешиваются с кровью, вкраплениями смолисто-чёрного, густого. Тяжестью.  Такеши досадно выдыхает, наблюдая, как мяч перелетает ограждение: не рассчитал силу? Не похоже на него, — едва заметно хмурится и наклоняется, чтобы поднять другой мяч, но замирает: перед глазами чужое лицо, пустой взгляд, лужа растекающейся крови. Чувствует, как дрожат пальцы и нервно смеётся, крепко сжимая мяч в ладони, до побелевших костяшек, до боли: какая ирония — его рука не дрогнула, когда он наносил удар. Чужой голос хлыстом по нервам, заставляет вздрогнуть уже его самого, выронить мяч, Ямамото смотрит, как он катится по газону — не видит. Как не хочет видеть лица Хибари. Не потому что относился к нему как-то не так, плохо или был не рад. Впрочем, сейчас едва ли его чувства хоть сколько были схожи с тем, что можно было бы описать хоть сколько схожим с радостью. А что он, в сущности, чувствовал на самом деле? Ямамото хмурится сильнее, не понимает, единственное, что он точно мог сказать, как тяжело дышать, как тяжело даже просто двигаться. Ямамото криво улыбается, медленно выпрямляясь, думает, что мог бы и догадаться, что Хибари может быть здесь: это место всегда было, есть и будет его любимым. Это место, наверное, и есть его «зона комфорта». Это место, наверное, значит для него столько же, сколько для самого Ямамото бейсбольное поле. Ямамото не хочет видеть чужого лица, не хочет встречаться с чужим взглядом, не хочет отвечать, потому что уверен: Хибари сразу поймёт, что что-то не так, почувствует, словно животное. Или может он слишком переживает, мнителен? Какова вероятность, что это на самом деле будет так? Хибари Кёя не из тех людей, кто пристально наблюдает за другими. Хибари Кёя всегда держится в стороне, предпочитает действовать в одиночку, но незримо, каждый раз, помогает в своей манере. Он ничего не заметит. Не должен. Ямамото просто нужно держать себя в руках. Ямамото просто не должен сомневаться. Вдох-выдох, Такеши, улыбнись, ну же!

Ямамото задерживает дыхание, медленно выдыхает и закрывает глаза, разворачиваясь к нему лицом, смеётся сжатой фальшью, неловкостью, чешет затылок и всё же встречается с Хибари взглядом.

— Ты прав, извини. Я сейчас уйду! — говорит виновато, привычной непринуждённостью, старательно играя того «бейсбольного придурка», каким видит его Гокудера. — Знаешь, — продолжает беспечно, выдыхая расслабленно: всё хорошо, всё хорошо, хорошо, — я понимаю, что это глупость, — тараторит всё, что первым приходит в голову, не даёт себе ни вдохнуть, ни выдохнуть, — детские мечты: я ведь и правда думал, что стану величайшим бейсболистом! — снова смеётся, снова — возвращается к мячу, — ты не подумай, я не собираюсь бросать всё и бежать навстречу мечте, — усмехается добродушием, подкидывая мяч в ладони и снова встречаясь с ним взглядом, подходит ближе, — просто это то, что мне на самом деле нравится, понимаешь? — «бросать всё» — эхом в голове, хлёстким и болезненным, стягивающим рёбра до хруста, отнимающим на мгновение возможность дышать. Даже если бы он захотел — а он, какая ирония, не хочет — уже поздно было бы бросать. Только не теперь, только не после того, что он сделал, — это ну, — запинается, не знает как объяснить, — успокаивает? — пожимает плечами и отводит взгляд, не столько потому что не может смотреть в чужие глаза, сколько потому что это правда: ему нужно было успокоиться, разобраться в себе. Ему нужно было время. Совсем немного времени, чтобы принять. Пугает не то, что он убил человека, а то как он это сделал. И можно сколько угодно искать тому оправдание, говорить себе, что так надо было, что он не мог поступить иначе, что то необходимость и залог благополучия Цуны, его спокойствия, цена тому, что он, в конце концов, сможет выстроить тот мир, в который он так верят, в который столь отчаянно хочет поверить сам Ямамото и, наверное, каждый из них. Можно говорить что угодно, но это не отменит просто факта — от отнял чужую жизнь.

Прирождённый киллер, да?
Какая глупость.
Но разве — глупость?

— Ты бы тоже не задерживался, Хибари! — Ямамото улыбается, улыбается, давится собственным спокойствием и непринуждённостью, но не может, просто не может, но спотыкается вдруг, опускает руки, словно меркнет на глазах, словно спичка, сгоревшая дотла, смотрит перед собой, но ничего не видит. Такова ли необходимость во всём этом перед ним? Никакой. В конце концов, всё это совершенно ничего не значит. В конце концов, они просто сейчас разойдутся каждый по разным сторонам. Завтра будет новый день, солнце взойдёт, долгая ночь останется позади и он снова сможет вдохнуть полной грудью. И всё снова будет как раньше.

[icon]https://i.imgur.com/qIrVEKx.png[/icon]

+4

5

Хибари на несколько секунд прикрывает глаза, потому что поведение Ямамото его раздражает. Сегодня – даже больше, чем обычно. Он знает, почему: его лепет настолько же несуразный и запутавшийся, как он сам. Вся Вонгола походила на обычных школьников, которых почему-то слишком рано заставили играть во взрослые игры и принимать взрослые решения. Они все были ни на что не способны и не годны. Они не готовы нести ответственность даже за самих себя, не говоря уже о ком-то другом, а вся эта книжная романтика о защите друзей, о мечте – настолько пустое, бесполезное и жалкое. Они не были готовы, и даже если Савада иногда мог удивлять тем, насколько он способен вкладывать всего себя в дело, в семью, это всё равно были редкие минуты в череде обычного раздражающего детского нытья. Именно поэтому Хибари никогда не будет работать с ними и, уж тем более, полагаться на кого-то из них. Наивная глупость – доверить кому-то свою жизнь или своё дело. Но на саму организацию ему всё же не плевать. Он может получить выгоду от сотрудничества с ней, поэтому он продолжает хранить кольцо Облака и числиться хранителем.
Как минимум, из этого союза можно вынести неплохие сражения, которые Кёе по душе.

- Мечты переоценивают, - раздраженно бросает Хибари, открывая глаза и хмурясь при взгляде на Ямамото. Тихая ночь сменяется свежей предрассветной прохладой, когда ночные цикады стихают, ожидая первых лучей солнца. Но облака затягивают небо практически полностью, не позволяя свету пробиться, и эта короткая тишина становится ещё более тяжелой, свинцовой и блеклой. Рука сама сжимается в кулак, а взгляд становится жёстче. Ямамото бесит. Бесит, как никогда! Ещё бы он с таким побитым видом советовал, что должен делать сам Хибари. Бесит его лицемерная улыбка, в которой Хибари никогда не видел необходимости. Бесит, насколько пустым тот выглядит и потерянным.
Кого Такеши здесь и сейчас строит из себя? Что и кому он пытается доказать? Кёе и раньше было плевать на всё его дружелюбие, радушие и улыбки вместе взятые, он никогда не относился к ним серьёзно. Так зачем ему теперь смотреть на их фальшивые версии? Если Такеши не может признаться открыто в том, что его что-то волнует, то Хибари заставит его это сделать. Нет, ему не нужно нытье, не нужны слова и не нужно изливать душу – он не из тех, кто с удовольствием выслушает жалобы. Ямамото может вообще никогда и ничего ему не говорить, потому что слова – тоже пустое. Всё, что Хибари от него нужно, это чтобы он вёл себя достойно и достаточно смело, чтобы признаться хотя бы самому себе, что он не в порядке, а не прятаться за отвратительной никчемной маской.
Когда Такеши успел сделать настолько неверные выводы о Хибари, будто того волнует вся эта блажь с нормами поведения, неуместной вежливостью и пустыми жестами? Савада хотя бы открыто ноет обо всём на свете, не боясь признаться, насколько он слаб и жалок (что совершенно не вяжется с той силой, которая у него всё-таки есть).

Всего пара шагов позволяют сократить между ними расстояние. Ямамото настолько не собран, что легко подпускает ближе, и Хибари хорошенько прикладывает его по затылку. Это было чертовски жалко. Кёя оказывается прямо перед ним и упирает край тонфа ему в подбородок, заставляя поднять голову.
- Твоё лицемерие тошнотворно и бесит. Настолько, что мне хочется загрызть тебя до смерти, но сделай одолжение – хотя бы сопротивляйся достойно.
Ямамото, на самом деле, был единственным, у кого действительно был большой потенциал. У него даже был шанс однажды стать столь же сильным, как Хибари, но ему чертовски не хватало выдержки, это факт. Когда голова витает в облаках, нет конкретной цели и, уж тем более, ты не знаешь, куда и зачем тебе двигаться – ты так и остаешься бесполезным травоядным, обычной мишенью. Кёе повезло, что у него был наставник. Ему знания и привычки прививали с малого возраста. Он не просто любит правила и порядок – он видит их как инструмент и получает удовольствие от того, как всё слаженно работает. Но ещё больше он получает удовольствие, когда появляются препятствия, которые намного сильнее его. Ведь лишь благодаря им можно становиться лучше.
Вонгола… должна делать его лучше и сильнее. Но больших надежд на эту организацию Хибари всё же себе не позволял.

- Мне не интересно избивать кого-то, кто совсем потерял волю. Быть лучшим бейсболистом – посредственная мечта, и если ты пытаешься ею оправдаться или спрятаться за этим, ты действительно слаб.

Кёя вновь бьёт наотмашь и расправляет плечи, опустив руки с тонфа вниз. С идеально ровной спиной, нечитаемым взглядом и со спокойным видом, он будто даёт фору своему сопернику. Действительно даёт её - чтобы Ямамото хотя бы попытался его ударить. Может, Хибари даже не будет уворачиваться, позволяя ему это сделать и почувствовать хоть что-то. И за эту секунду на его лице появляется улыбка.

- Дерись. И лучше не отвлекайся на самокопания и сомнения, иначе умрёшь быстро. Уверен, твои друзья очень расстроятся от этого известия, но Вонгола должна быть сильной. Всем будет лучше, если я избавлю её от бесполезного хранителя. Можешь сказать мне своё последнее желание, если оно у тебя ещё есть.
[icon]https://funkyimg.com/i/39iLh.png[/icon]

+3

6

«Мечты переоценивают.»

Ямамото никогда об этом не думал. Он просто знал, что у него это получается. Ему просто нравилось это делать. По-настоящему нравилось. Когда Ямамото был на поле — всё остальное не имело значения, растворялось, как утренний туман по утру.  Оставалось только поле и бита в руках, мяч, который ему нужно было отбить. Оставались только чистые рефлексы и весь он концентрировался на одном единственном: сосредоточиться на ударе, отработать навыки до идеала, повторяя заученное снова-и-снова, пока не был бы удовлетворён своим результатом и тогда — сделать всё ещё лучше, превосходя самого себя.
Ямамото никогда не думал об этом, но знал, что это то единственное, что на самом деле делало его ... счастливым? Помогало отвлечься от всего. Это то, что у него получалось и в чём он хотел достичь лучших результатов, пойти дальше, так далеко, как только сможет. Ямамото на самом деле хотел стать профессиональным спортсменом. Все, как и он сам, были убеждены, что ему ничего не стоит получить спортивную стипендию, что это именно то, чем он будет заниматься. Мечта, да? Пожалуй, в какой-то момент он и правда стал об этом мечтать. И к простому удовольствию добавилась одна конкретная цель, которую он сам же обрубил, совсем как ...

Ямамото не жалел об этом. Никогда. Для него это, пусть и важная часть жизни, но не важнее жизней остальных, людей, что стали ему близкими, как семья.

Ямамото хочет рассмеяться: «Да ... да, наверное, ты прав.» — Но, слишком погружённые в собственные мысли, слишком растерянный от своих же эмоций: спорных и противоречивых, спутанных, которые никак не получалось облечь во что-то конкретное, которые давили на грудную клетку тяжёлым грузом, — он упускает то мгновение, когда надо было уворачиваться от удара. Он попросту не ожидал этого. И, впервые, пожалуй, не смог среагировать, как должно, как реагировал всегда. Это ведь так просто. Так до смешного просто — один шаг в сторону, один разворот и он бы мог оказаться за спиной Хибари, мог бы сжать пальцы на чужом запястье, останавливая, сводя всё к очередной шутке. Так глупо. Всего одна проблема и ты уже размяк. Ямамото чувствует, как боль пульсирует в затылке, эхом вторит в висках. Чувствует холод тонфа и удивлённо моргает, послушно поднимая подбородок и встречая чужой взгляд. Ямамото не ожидал. Ямамото не знает, как на это реагировать. Ямамото не хочет отвечать дракой на драку, никогда не видел в этом смысла и больше всего сейчас не хочет именно этого. Он поджимает губы и, наверное, выглядит жалко, смотрит в  глаза тёмные, как сама ночь, и видит в них отражение чужих — осознающих, что следующий его удар отнимет жизнь. Не замечает, как невольно отступает на шаг назад, и заставляет себя снова улыбнуться: слабо и устало, блеклым отражением привычной непринуждённости.

— Я не ... — запинается и впервые не знает, что должен сказать. Что в этом нет лицемерия? Ямамото не считает это лицемерием, как не считает нужным перекладывать свой груз на других. Как знает: Хибари всё равно — его волнует только то, сколь достойно он может дать отпор, сколь хорошо он может справляться с должностью хранителя Вонголы. Ахах, это смешно: совсем, как Гокудера в чём-то — такие разные, но в этом их мнение сходится. И если даже Хибари говорит ему, что справляется с этим он из ряда вон плохо, то у Ямамото на самом деле проблемы. Ямамото понимает, на самом деле понимает, почему его беспечность воспринимается именно так, но что зазорного в том, чтобы просто улыбаться? Как бы ни было тяжело, как бы ни было плохо — одной улыбки достаточно, чтобы стало легче, если не тебе, то кому-нибудь другому. Он уверен в этом, твёрдо и слепо. Он делает глубокий вдох и крепче сжимает мяч в ладони, встречая взгляд Хибари прямо и в этот раз уворачиваясь от удара, в этот раз — перехватывая руку и делая шаг вперёд, сокращая расстояние между ними почти полностью.

— Ну-ну, Хибари, не злись! — он коротко, мягко смеётся, знает: дело не в злости, — думает отстранённо, что ни разу не видел, чтобы тот хоть раз вышел из себя. Интересно, это вообще возможно? Интересно, при каких обстоятельствах? Выдыхает медленно и подкидывает мяч снова, переводя на него взгляд, — я знаю, что мне не быть бейсболистом, моё будущее не детские мечты — Вонгола. Не подумай, что я оправдываюсь, — он отпускает его руку, сжимает крепче пальцы на мяче — со всей силы кидает его в сторону, вкладывая в этот бросок все сомнения и всю горечь, но не улыбается больше, когда снова смотрит, — но что плохого в хобби? Это мой способ справиться с трудностями. Кто-то медитирует, чтобы привести мысли в порядок, я — бью по мячу, — он пожимает плечами, но улыбка так и не касается губ, Ямамото смотрит прямо и серьёзно. Ямамото думает, что даже если бы хотел сказать, то как это сделать? «Эй, слушай, я тут убил человека и это, оказывается, так просто сделать! Ты когда-нибудь убивал?» — Это даже не смешно. Это невозможно облечь в слова, как и невозможно объяснить, что именно так сильно ударило по нему самому. Ямамото знает: он сомневается в самом себе не потому что отнял чужую жизнь, он сомневается в себе, потому что готов сделать это снова, если понадобится, и это будет так же, до смешного не смешно просто.

— Извини, но я не буду с тобой драться, — он поднимает руки перед собой, словно сдаваясь, словно в подтверждение своих слов,  — Цуна бы не одобрил этого, — клонит голову чуть в сторону и подмигивает, понимает, что это просто предлог, чтобы не, но разве это важно? Он на самом деле сегодня больше не хочется драк, даже если это не значит, что прольётся чья-то кровь, — знаешь, я тебе почти завидую, — спокойно замечает и вдруг садится, едва ли не рухнув на землю, только сейчас понимая как сильно на самом деле устал, но на деле собран, знает, что его отказ ещё совсем не значит, что Хибари вот так просто возьмёт и откажется от своего намерения, — мне, в отличие от тебя, не хватает решимости принять себя таким, какой я есть, — усмехается добродушно и запрокидывает голову назад, облака затягивают небо, будто предвещая утренний дождь, но после непогоды солнце особенно ярко светит, да? — но не переживай: я не подведу Вонголу и не буду больше трусливо сбегать от себя, — Ямамото в сущности и не нужно было понимание или сочувствие, как не нужно было сопереживание — достаточно было участия, пусть даже столь резкого и, казалось бы, совсем неуместного. Ямамото, пожалуй, был благодарен. Он трёт затылок, всё ещё чувствует, как тот ноет — Хибари настроен серьёзно, да? — и рассеянно улыбается. Короткая взбучка, что встряхнула бы и выдернула бы из собственного болота, которое он столь просто себе взрастил и в которое столь покорно ступил — этого было достаточно.

— О, — крупная капля дождя падает на нос, обжигая холодом, скатывается по щеке и он смеётся, — Дождь начинается.

И только бы этот дождь не превратить в ливень внутри самого себя. Одного этого ему будет достаточно.

[icon]https://i.imgur.com/qIrVEKx.png[/icon]

+2


Вы здесь » Nowhǝɹǝ[cross] » [nikogde] » Незавершенные эпизоды » Our little horror story’s just begun


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно