Уж кем Ричи себя точно не считал, так это параноиком — никогда еще за долгие шестнадцать лет он не ловил себя на том, что начинал искать подтекст в прозрачной, казалось бы, ситуации. И уж точно он не пытался увидеть угрозу там, где ее не было. Вот только закрывать глаза на странности, которые треклятый городишко преподносил ему на треснутом блюдце с голубой каймой, стертой наполовину, Тозиер так же не собирался. И почему три года назад он вдруг поверил в то, что жизнь в Дерри вполне сможет стать обычной? Ничего обычного в этом местечке нет и быть не может; теперь-то Ричи понимал, что для спокойствия нужно было валить из города, а лучше из штата. Что мало было отдалиться от старых друзей — от тех, кто мог подтвердить, что то роковое лето и клоун были настоящими. Нужно было брать ноги в руки и, убедив родителей в своей адекватности и серьезности, валить к черту. Теперь-то говорить об этом поздно. Вот что значит быть настоящим неудачником, да? Ты всегда влипаешь в дерьмо, хочется тебе того или нет.

Вообще-то чудесное возвращение пропавших детей насторожило Тозиера сразу же, но вместе с тем он испытал и другое чувство, куда более приятное. Облегчение. Когда началась череда исчезновений, он всерьез задумался о том, что они что-то испортили тем летом. Своим вмешательством спровоцировали своеобразный эффект бабочки в мире необъяснимого и ужасного и нарушили цикл. Иначе говоря, Ричи был почти уверен в том, что к исчезновениям детей приложил свою руку Пеннивайз. И, честно сказать, встречаться с этим уродом в клоунском прикиде ему совершенно не хотелось — ни сейчас, ни в сорок лет, ни когда-либо еще. Поэтому возвращение детей обрадовало Ричи и на время ослепило. Он отмахивался от логики, на отсутствие в этой ситуации которой почему-то не обращали внимания взрослые; ему было плевать. В конце концов, даже если что-то не так, то почему он должен что-то предпринимать? Вот только думал Ричи так совсем недолго. До вчерашнего дня, если точнее.

Он прогуливал урок литературы, сидя в мужском туалете — не самое приятное времяпрепровождение, но что поделать? Ричи сидел на бачке унитаза, поставив ноги в грязных ботинках на обод сидения, и нюхал незажженную «Лаки Страйк», пытаясь перебить запахом табака вонь общественного толчка. Он уже решился было выйти в коридор и постараться проскользнуть через здание школы к вожделенному выходу, как услышал, что тяжелая дверь открылась. Кто-то вошел и по звуку шагов Ричи не мог понять, кто находится по ту сторону хлипкой створки — тяжелая поступь могла принадлежать как учителю, так и задолбанному жизнью старшекласснику. Потому высовывать нос Ричи не торопился. Не столь страшно было обнаружение, в конце концов, этот выговор бы не навредил ему очень сильно; страшнее было вернуться в душный класс в сопровождении какого-нибудь мистера Бейкера. Поэтому Ричи остался сидеть на месте. В конце концов, сейчас незваный гость отольет и вернется к своим обязанностям. Тогда-то он и свалит.

Неизвестный не заходил в кабинку, не открывал воду и вообще, кажется, не двигался. Ричи не слышал ровным счетом ничего, что могло бы выдать присутствие в помещении кого-то еще. И все же тот человек был здесь, потому Тозиер не спешил принимать обманчивую тишину за чистую монету — он немного отклонился, пытаясь сквозь небольшую щель между створкой и стеной рассмотреть фигуру, склонившуюся над фаянсовой раковиной. Обзор был ничтожным, но этого хватило, чтобы убедиться в том, что перед Ричи никто иной, как школьник.

И ровно в тот момент, когда Тозиер собрался было выйти из кабинки, со стороны незнакомого паренька раздался судорожный кашель, словно его легкие разлетались на кровавые ошметки. Ричи уже успел встать на пол обеими ногами и теперь его ботинки явно виднелись в широкий проем между грязным кафелем и створкой. Прятаться не было смысла — он резко распахнул дверь и в  тот же миг отчетливо увидел того, с кем делил мужской туалет. И, возможно, начал жалеть о том, что решился прогулять урок литературы.

Первым, что бросилось в глаза, была тень, мелькнувшая по лицу мальчишки. Словно курносый нос, большой рот и впавшие глаза были не бульшим, чем маской, под которой тот скрывал что-то. Потом Ричи зацепился за чужой взгляд. Стеклянный и, вместе с тем, цепкий; через отражение в зеркале он моментально нашел Ричи и впился в него. Тогда-то имя этого парня и всплыло в памяти. Его звали Томми и он жил на той же улице, что и сам Тозиер. Он был одним из тех, кто пропал полгода назад и одним из тех, кто вернулся домой. Чудесным образом, конечно же, ничего не помня о том, что случилось; хоть у кого-то появилось желание разобраться в этой загадке? Конечно же нет. Ричи замер, не в состоянии отвести взгляд — он словно растерялся, забыв о том, что вот так вот пялиться вообще не стоит на кого бы то ни было.  Да и потом, разве его когда-то волновали нормы приличия? Нет. И сейчас дело было в другом.

— Все в порядке, приятель? — заговорил, наконец, Ричи. Томми коротко кивнул и перевел взгляд на дверь, словно указывая нежеланному собеседнику направление. Зрительный контакт на мгновение был потерян и этого хватило, чтобы Тозиер заметил черные капли на бортике той раковины, над которой минутами ранее склонялся мальчишка. Слишком темные для того, чтобы быть свежей кровью и, уж тем более, рвотой. Если у того только нет проблем со здоровьем. Или еще с чем, — Оу, чувак, ты чернил наглотался что ли?

Томми заметил его взгляд и сделал шаг в сторону, закрывая своей спиной Тозиеру обзор.

— У меня все в порядке, спасибо, — отчеканил он, заметив, что Ричи не торопится довольствоваться кивком, — Ты куда-то торопишься.

И Ричи действительно хотелось уйти тогда, потому что в туалете вдруг стало слишком холодно, а взгляд Томми оказался слишком колючим. Он пожал плечами, явно стараясь всем своим видом продемонстрировать невозмутимость, но мальчишка будто видел чуть больше, чем Тозиер хотел бы показать. Томми вдруг усмехнулся, провожая Ричи взглядом, и тот обернулся на смешок, вопросительно приподняв брови. Тот почти не шевелился; поза парня не изменилась совершенно — он стоял прямо, опустив руки по бокам. Но неотрывно следуя взглядом за Ричи, Томми повернул голову почти на девяносто градусов. И когда Тозиер повернулся к нему, улыбнулся. Ничего хорошего в этой улыбке не было.

— Занимайся своими делами, Балабол, — Ричи открыл дверь и был готов выскочить в коридор, когда Томми вновь заговорил. На этот раз Тозиер не спешил оборачиваться. Он остановился в дверном проеме, вслушиваясь в слова мальчишки, — Любопытство еще никогда и никого не приводило к чему-то хорошему.

Ричи не стал отвечать, он молча вышел из туалета и направился вперед; бездумно, не преследуя какую-либо цель. Кроме, разве что, желания как можно скорее убраться из этого коридора. Что-то было странное в этой фразе Томми — конечно же, интонация, сам неожиданный подбор слов. Скрытая угроза, возможно? А еще это обращение.

Черт возьми, Балаболом в этом городке Ричи никто не называл уже пару лет.

Тогда он покинул школу, даже не вспомнив про литературу и желание пойти на следующий урок химии. Ричи не хотел вытягивать из ситуации подтекст; меньше всего ему хотелось придать случившемуся бульшее значение, чем следовало бы. И все же прошлым вечером он долго не мог заснуть, мыслями возвращаясь снова и снова в мужской туалет ненавистной школы. Пазл собирался воедино несмотря на нежелание Ричи собирать его. И все же в его голове вспышками возникали мысли о том, насколько странно иногда вели себя вернувшиеся. Они держались особняком; это не бросалось в глаза никому, кроме, быть может, тех, с кем они общались до своего исчезновения. Это не преступление, но теперь-то Ричи подозревал каждого из них во всех смертных грехах. Неожиданно он вспомнил, как увидел ссору между двумя вернувшимися девчонками с одноклассницей — та свалилась с лестницы в школе через пару часов и в ужасе отказывалась говорить, что произошло. А что, собственно, произошло?

Ричи не был способен разобраться в своих мыслях и отделить надуманное от реального; он снова и снова возвращался к Пеннивайзу и гадал о том, сколько еще странного таится в глубинах Дерри. А затем ругал себя за излишнюю мнительность. И все же эта самая мнительность на утро толкнула его в сторону дома некогда близкого друга. Ричи нужно было с кем-то посоветоваться. И чисто инстинктивно он решил, что лучшей кандидатуры, чем Стэн Урис, для этого не найти.

На его крыльце он и стоял теперь, вдавливая пальцем кнопку звонка так, словно рассчитывал, что та под давлением сама откроет ему дверь. Прийти на порог некогда близкого друга, общение с которым теперь свелось к минимуму, было странно — Тозиер был уверен, что теперь их разделяет не только бесконечно долгое время, наполненное безликими «привет», но и настоящая пропасть. Он заметно нервничал в ожидании, словно открыть дверь ему должен был кто-то чужой, а не знакомый с раннего детства еврей. И все же — невероятно! — когда Стэн открыл дверь, Ричи не испытал никакой неловкости. Он сделал шаг вперед, не дожидаясь приглашения, и вошел в дом, подвинув Уриса плечом.

— Родители дома? — дежурная фраза вместо приветствия. Ричи окинул взглядом знакомую прихожую и лестницу, уводящую на второй этаж; по этой лестнице он поднимался не единожды, таскаясь в спальню к Стэну в то время, когда приходил в гости. Без приглашения, почти как сегодня. Разве что, раньше его хоть немного были рады видеть. А что теперь? Ричи почувствовал на себе удивленный взгляд, — Ничего-то у тебя тут не изменилось.

Он, наконец, обернулся к Урису, и тут же замолчал. А хотелось говорить о какой-нибудь ерунде, как раньше. Сделать вид, что дружба не была нещадно разрушена. И что нет этой неловкости, которую теперь ему преодолевать сложнее, чем переплыть чертов океан. Ричи потер переносицу и, выдохнув, наконец произнес:

— Есть разговор, вообще-то. Поднимемся к тебе? — он кивнул в сторону лестницы и направился в ее сторону первым. Чтобы оказаться в знакомой спальне, упасть на знакомую кровать и погрузиться на ближайшие полчаса в путанные объяснения и рассказ о том, что произошло или могло произойти.

Отредактировано Richard Tozier (2020-10-02 22:35:57)