Nowhǝɹǝ[cross]

Объявление

Nowhere cross

Приходи на Нигде.
Пиши в никуда.
Получай — [ баны ] ничего.

  • Светлая тема
  • Тёмная тема

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Nowhǝɹǝ[cross] » [nikogde] » Незавершенные эпизоды » Just that I have nothing


Just that I have nothing

Сообщений 1 страница 3 из 3

1

Первый хранитель тумана х Примо Вонгола
https://funkyimg.com/i/372j8.pnghttps://funkyimg.com/i/372j7.pnghttps://funkyimg.com/i/372j9.png

All day walking

I ain’t had nothing
But a concrete hot head

I don’t know why I’m angry
I don’t know why they hate me
I don’t know why, who why where when

Get a hot head

I get the words wrong
Get the meaning right

[icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/b5/6a/50/267281.png[/icon]

+5

2

Nel mezzo del cammin di nostra vita
mi ritrovai per una selva oscura,
chй la diritta via era smarrita.

С каждым шагом он чувствует, что начинает идти не туда. Оступается всё чаще. Всё больше оглядывается, чтобы понять, где он и куда идёт. Раньше у него была цель. Такая ясная, осязаемая, чёткая. Но цвета блекнут, а свет утопает в тёмных водах, и он даже не может сказать – где это начинается, а где заканчивается.

Раньше было проще.

Сейчас он переставляет черно-белые фигуры по доске. Гамбино – пешка. Массино – пешка. Камаррано – слон. Дженовезе – ферзь. Джотто пытается расставить фигуры, чтобы понять, как разыграть эту партию, но иногда он даже не понимает, за черных он или за белых. Рука тянется сделать ход конём – так просто, всего один жест, чтобы убить пешку. Другой – чтобы убить ладью. Но он знает, что среди всех возможных вариантов есть один верный – он поможет атаковать короля быстро. Но в этой игре голова короля не решит ничего. Фигуры так и продолжат ходить. Кого он должен убить, чтобы эта партия закончилась?
Ощущение, что он проиграет в любом случае.

Недавно Джотто возвращался из поездки. Он не должен был этого видеть, но он видит. Видит, как человек избивает торговца. Его человек.

Их организация разрослась так, что теперь в неё входили не только приближенные к Джотто. У них было много обычных «солдат», выполняющих всю основную работу. Охраняющих территорию, контролирующих происходящее – механизм, который заставляет часовые стрелки идти по кругу. Джотто знает каждого в лицо. Ему говорят, что это лишнее – всем не обязательно знать босса в лицо, но он настаивает. Он не боится угроз. Он должен знать.

Но он упускает. Всё же упускает, когда очередная шестеренка гниёт, сбивая механизм. Стрелка останавливается, и последний её щелчок слышится особенно громко – где-то внутри.

Джотто избивает человека до полусмерти. Когда он очнется, то увидит, что его перчатка пропитана кровью, а лицо того, кто перед ним, сложно узнать. Джи буквально оттаскивает его, обещает, что они сами разберутся…

Последние переговоры были особенно тяжелыми. Они ни к чему так и не привели. Джотто задыхался оттого, что никак не мог повлиять на происходящее. Будто всё начало сыпаться из рук одновременно. То, что он создавал так тщательно больше в нём не нуждалось. Оно будто жило своей жизнью. Но у него еще хватало силы и терпения каждый раз повторять: нет.

Он не позволит Вонголе превратиться в подобие других семей. Он не станет мешать её с той грязью и отбросами. Вонгола – это больше, чем просто мафия, больше, чем просто огромный монстр, которого все должны бояться… не должны…

Но сейчас он видит, с каким страхом на него смотрят случайные дети, игравшие неподалеку, и лишь молча уходит. Он не знает, откуда, но продолжает черпать уверенность в том, что он справится.

«Никто лучше тебя не справится».

Козарт слишком далеко, чтобы напомнить об этом. Но рядом есть Джи, и это единственное, что помогает ему держаться. Джи всё ещё помнит, какими они были, с чего начинали. Он помнит, каким когда-то был Джотто. В его глазах Примо видит себя прежнего – простого мальчишку, без громкой фамилии, желавшего защищать нуждающихся. Он благодарен за это своему хранителю. Джи тоже порой считал, что надо действовать более жёстко, но не спорил и, тем более, не нарушал приказов. Он понимал, насколько это важно для Примо. И, задвинув свои желания на второй план, беспрекословно выполнял то, что от него требуется. Он понимал Джотто. И его поддержка (даже если он ничего не говорил, а просто был рядом) многого стоила.

Шахматные фигуры начинают распадаться, когда он понимает, что партия не складывается. Но он упорно ставит их на места.

- Нет…  - глупое отрицание. Механизм продолжает рассыпаться, доходя до центральных шестеренок. Часовая стрелка на двенадцати, на шести, на трёх, снова на двенадцати. Замирает. Забывает, как отсчитывать время, куда двигаться. – Я поговорю с ним.
Обещает то ли себе, то ли Джи.

Он не знает, что он может сказать, чтобы что-то изменить, как-то повлиять. Но он еще не сдался.
Всю ночь они с Облаком вспоминают о детстве, о том, как ради забавы воровали фрукты с чьего-то огорода и бегали от охранника, просто чтобы позлить его. Вспоминали, как случайно повалили забор, желая заглянуть на какой-то праздник в шикарном доме, откуда доносилась парадная музыка и запах вкусной еды. Потом говорили о тех днях, когда было впервые решено создать Вонголу. Они тогда были счастливы, потому что занимались тем, что им нравилось – помогали людям.

Это единственное, что держит его на плаву и напоминает. Словно воспоминания – всё, что у него осталось.
Но это вызывает на лице былую беспечную улыбку. Которая неминуемо становится немного фальшивой, жесткой и грустной, когда он видит хранителя Тумана.
- Спэйд. Пройдемся. Поговорим, - не предложение, но, скорей, требование. Он молча выходит за пределы их замка и оказывается в саду, меж аккуратно обстриженных кустов и деревьев, усыпанных яркими цветами. Здесь тихо и по-утреннему свежо. Так спокойно, будто того, что происходит на самом деле, нет. Будто нет зияющей уродливой дыры в стене замка, который недавно подвергся атаке. Будто не здесь недавно лежали трупы его людей.

Он не знает, что собирается сказать. Он уже так устал бессмысленно говорить. Но он хочет попытаться еще раз донести свою мысль, почему он поступает именно так, а не иначе.

Но что он хочет сказать после того, как они оба присутствовали на одних похоронах? Он знает, что вся эта кровь – на его руках. Тех, кого он убил, тех, кого убили из-за него. Он это не изменит. И это так и будет продолжаться… Всё, что в его силах – продолжать удерживать тот хрупкий баланс, чтобы жертв не стало больше.

- Атака была подготовлена Готти. Половина их клана уничтожена. Другая – в бегах. Но спланировали и направили их другие люди. Дженовезе. Но их босс скрывается, - что он может сказать Спэйду? Слова утешения? Они оба потеряли Елену, но вряд ли эта потеря соразмерна. Всё, что он может предложить – рассчитаться за эту утрату. Как будто это сможет хоть как-то исцелить.
[icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/b5/6a/50/267281.png[/icon]

+5

3

Время лечит лишь тех, кто способен забыть. Стрелка делает оборот — и новый стежок стягивает края раны с хрустом по живому, а сердце захлебывается черными сгустками, выталкивает остатки горького прошлого. Раз за разом. Стук за стуком. Потом, гораздо позже, на том месте останется лишь грубый рубец — уродливый и отвратительный, но след былой трагедии. Теперь уже замолкшей навек под фунтами кладбищенской земли.

Время лечит не тех, кто всегда будет помнить. Стрелка делает оборот — и нить трещит под взглядами жалости, рвется от розового запаха забытого ею платка и рассыпается трухой в открытую рану. Тик за тиком. Удар за ударом. Края ее расходятся на две половины, разрываются в жестоком нечеловеческом оскале, и рана говорит. Шепчет, кричит, вздыхает — бросается словами и не дает забыться в беспокойном сне.

Время проходит для тех, кто замечает его ход. Стрелки замирают в ту ночь — и никакая сила не может их сдвинуть, они намертво приросли к циферблату, и нет больше прошлого и будущего. Только запах пыли и крови, только стук сердца в висках, только вкус соли на ее щеках.

Быть может часы пробили недостаточно раз.

Снова скрежет стрелок по циферблату. Весь мир обращается в иллюзию, а иллюзии воплощаются в реальность. Огонь предсмертной воли разгорается нехотя, будто в камин уложили мокрые бревна — он шипит, плюется червонными языками, чадит едким дымом. Но Деймон не сдается. Легким касанием пальцев черноту ночи освещают фантазии, сотканные из бережно хранимых воспоминаний.

Серебряные переливы ее голоса звенят, звенят — грохочут! — прекрасная симфония обрывается визгом порванной струны, оглушает какофонией звуков, и следом сердце бьет набат. Небо расплескивается, покрывается трещинами и разбивается на мириады кусков: ее глаза — осколки изломанного неба — смотрят, вонзаются под кожу, режут, кромсают, разрывают на части. Ее улыбка сияет подобно солнцу и умиротворяет словно луна, но искажается криком боли в отражениях лабиринта памяти, бьется на осколки, и осыпается колкой стеклянной крошкой на ладони, хрустит под подошвами. Тонкие пальцы ложатся в ладонь, мертвецки бледные в свете тысяч отражений луны, и осыпаются прахом — на белых перчатках алыми лепестками расцветают капли крови.

«Я не смогла помочь слабым, ради которых ты...» — гудит в висках бесконечным шумом, отражается эхом от разбитых зеркал. Можно захлебнуться криком, но в ответ она способна сказать лишь то, что с той ночи навсегда запечатано в его сердце. Несчастный иллюзионист, заложник своих мыслей : он не может спасти жизнь, он не может ее вернуть, зато в силах разрушить все. Уже никак не разглядеть ее лица — словно в кошмарном сне оно застывает посмертной маской, оборачивается хладным трупом, немым укором для все еще живых. Остается только прижимать ее к себе, чтобы не видеть. Золотистые волосы струятся меж пальцев, утекают как раскаленный песок, обжигают ладони. 

Рассветное солнце колючим языком слизывает остатки разбитой вдребезги фантазии. И Деймон заново строит, собирает по кусочкам свою реальную иллюзию, свою иллюзию реальности. Раз за разом. Тик за тиком.

Бессонные ночи в попытках оживить прошлое не проходят бесследно: некогда живые глаза запали в провалы глазниц, за глубокой тенью и не разглядеть затаенной в душе злобы. Джотто бесконечно переставляет фигурки по доске, словно мудрый полководец, но ему ни разу не удается завершить партию: что-то снова идет не так, а он — будто бы не понимает что. Раздумывает, мучается, медлит. Деймон же следит за ним в надежде не упустить момент прозрения, который так и не наступает. Так и не наступит. Ведь Примо продолжает играть в шахматы с людьми, которые давно раздали карты для виста. Пока он трясется над каждой пешкой, другие игроки избавляются от слабой масти: безжалостно скидывают их во взятку и перебивают ставку сильнейшими. Рано или поздно следующим ходом будет король. От него нет проку, если он слаб — на его место придут другие.

Карты веером порхают меж пальцев. Ладья со стуком опускается на доску. Джотто устал, обессилел, запутался, но все еще улыбается бессовестной беспечной улыбкой, такой же тусклой и бессмысленной, как зимнее солнце. Деймон разочарован и зол, и его губы теперь может тронуть только лживая ухмылка: обманутого доверия уже не вернуть. Сколько громких фраз еще будет сказано? Сколько невыполнимых обещаний дано? Сколько ценных советов выметено за порог? От него нет проку, если он не знает правил игры — он первый на выбывание.

Ведь все предельно просто: бери в партнеры того, в чьих руках лежат сильные масти, или управляй болваном, но не забывай, что лучше оставить без защиты короля, чем даму. Вот только в этой партии болваном был Джотто.

— Примо. — Короткий кивок в знак приветствия и согласия следовать за боссом.

«Поговорим». Уголок рта дергается в горькой усмешке. Верно. Только это босс и умеет. Бросаться словами, давать обещания, вести за собой людей в пропасть — именно к пропасти уверенно чеканит шаг вся семья. Слепой ведет незрячего. «Я говорил. Говорил. Говорил тебе!» Если бы только он умел слушать. Кулак, вложенный в ладонь за спиной, сжимается сам собой, но Деймон держится по-прежнему ровно и спокойно. Так, как следует.

Безмятежность мирного сада касается лишь края сознания — внимание привлекают розы, и от них уже не отвести взгляд. Она любила эти розы. Спейд безжалостно срывает бутон у самого основания, аккуратно кладет на ладонь и кончиками пальцев касается лепестков. В его снах они непременно окрашивались в красный, будто проигравшие в давней Войне роз.

«Я знаю», — вертится на языке. Половине людей Готти посчастливилось увидеть его знаменитую линзу. Вслух Деймон произносит другое:

— Семье в этом деле нужна моя помощь?

Он наконец отрывает взгляд от хрупких лепестков и переводит его на Джотто. Его глаза полны… бессилия. Мерзкий месиво из печали, растерянности, невозможности изменить прошлое — от этого к горлу подкатывает ком отвращения, и Деймон вдыхает поглубже. Лепестки белой розы растерты в труху.

— Скажи мне, Примо, — его голос мягок, словно бархат, он течет прогорклой патокой, — ты слаб? О, прости мою бестактность. Разумеется нет. — Деймон виновато качает головой и прикладывает ладонь к груди в извиняющемся жесте. — Позволь мне объяснить.

Он замолкает ненадолго, будто тщательно подбирает слова, взвешивает их на языке и обдумывает, сведя брови к переносице. Хотя давно знает, что хочет сказать.

— Вонгола должна защищать слабых, не так ли? Тогда почему ты защищаешь себя? — «короля».

В его взгляде лишь озабоченность и безграничное доверие — он спрашивает так, будто то единственная печаль его сердца. Но лицо его еще не столь безупречная маска: горестная морщинка на мгновение пролегает меж бровей, и на землю осыпаются измятые лепестки. Ветер подхватывает их в замысловатый танец, и чудится, что она кружится по саду в ее любимом белом платье.

+4


Вы здесь » Nowhǝɹǝ[cross] » [nikogde] » Незавершенные эпизоды » Just that I have nothing


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно