baby troubles
Сообщений 1 страница 6 из 6
Поделиться22020-08-28 07:33:37
Наказания не избежать.
Фуюми не требовалось примиряться с этой мыслью, не нужно было стремиться как-то уложить её в своей голове под правильным углом, нужным видением. Она её принимала как факт, неоспоримый и такой же естественный как восход или закат солнца. Но.
Наказания не избежать и эта мысль, какой бы естественной она ни была, её страшила. Возможно, как раз-таки своим естеством. А ещё тем, что она просто не знала, чего ожидать и неизвестность казалась хуже всего.
Она не знала отца настолько, чтобы делать хотя бы предположения того, что её ждёт. И он никогда раньше её не наказывал, потому что никогда… просто не принимал участия в её жизни.
И предстоящее ощущалось как неизбежное столкновение двух миров.
Наказания не избежать, но Фуюми и не собиралась этого делать.
Тщедушная жалкая мысль отгородиться от всего, спрятаться, да хотя бы попытаться соврать трепыхнулась в какой-то момент в её душе взращиваемая страхом, но девочка этот порыв пресекла. Это недостойное поведение, а за свои поступки и проступки нужно отвечать. Фуюми это знала, пусть никогда раньше ей и не приходилось это испытывать.
До самого вечера она набиралась смелости, собирала её по крупицам, как мелкие осколки стекла из рамки в ладошку. Сжимала в горсти, но не слишком сильно, чтобы уберечь, а не сломать (и не пораниться, если говорить о стекле).
И всё для того, чтобы из новостей по TV (очередная тревожная сводка с места событий) понять, что отец не вернется домой к ужину.
Это было в порядке вещей.
Совершенно ничего удивительного, да и семейными ужинами это было сложно назвать: они собирались за одним столом словно из привычки, но не были семьей. Фуюми накрывала на стол, убирала и ставила новые тарелки, спрашивала, всё ли хорошо? Делала то, что раньше всегда делала мама, но не могла заполнить пустоты, что образовалась с её уходом.
Не могла изменить того, что за столом было не одно, а три пустых места: Тоя никогда больше не выйдет к ужину, а для Шото Тамура-сан носила еду в его комнату. И, на самом деле, когда за столом они собирались втроем, это больше походило на пытку в отличие от того, как привычно было оставаться вдвоем в Нацуо.
Они сегодня ужинали и Фуюми изо всех сил старалась вести себя так, словно ничего не произошло. Скрывала оставшийся на ладони, вспузырившийся болезненными волдырями ожог, но брат всё равно его заметил по тому, как неловко она держала палочки. Пришлось соврать дважды: что обожглась при готовке и что это совсем не больно. Так же делала мама?..
Со стола они убирали вместе — Нацуо ей помогал. Он мыл посуду, а она вытирала тарелки насухо полотенцем прежде, чем убрать их в шкаф.
На столе осталась одна-единственная порция, которую Фуюми успела разогреть вновь трижды, прежде чем за окном сгустились чернильные густые сумерки, и она ушла в комнату. Но не свою.
Девочка вновь нарушает запрет не входить в комнату Тои — который уже раз за этот день? Уже и не важно, ведь самое главное то, что она вообще переступила этот порог.
И ждать отца она собиралась здесь, в месте, где ей находиться запрещено, в надежде что так у неё будет возможность высказаться. Что так отец не проигнорирует этот разговор.
Разговор, но не наказание.
Она всё пытается собрать воедино свои мысли, выстроить в голове хоть какую-то речь, но не получается. Просто сидит на коленях перед алтарём и прислушивается к каждому звуку и шороху. Дом кажется тихим и уснувшим, хотя Фуюми знает, что Нацуо может ещё не спать, наверное, он слушает в наушниках музыку и что-то читает.
Фуюми думает, что про лапшу, которая была подношением, можно не говорить — и это не будет враньем, просто недоговоркой, ведь ей просто не хочется перемещать гнев отца ещё и на Шото. Но новую рамку, в которой стояла памятная фотография, и обожженные почерневшие татами будет сложно не заметить.
За это придётся объясниться и наказания будет не избежать.
Но Фуюми старается думать не о том, что её может ждать, а о самой необходимости поговорить. Это необходимо. Но не им двоим, а Шото.
В этом доме должно стать на одного призрака меньше.
Время тянется как-то безумно медленно, а мысли касаются всего и ничего одновременно. Фуюми думает о школе, а потом о Шото и о том, что сегодня впервые с ним разговаривала. И что в этом году слишком многое вообще происходило вот так, «впервые», и мало что из этого было о хорошем. Она всматривается в фотографию перед собой, но лица всё равно не разобрать, только общий силуэт. Только ей не нужно смотреть на фотографию, чтобы помнить лицо Тои. И ей не нужно бывать в этой комнате, чтобы отчетливо чувствовать, как его не хватает. Что его нет. Кажется, даже наоборот — запретная зона только напоминала о том, что в этом доме больше ничто и никогда не будет как прежде.
Когда сумерки сгущаются в ночь Фуюми зажигает свечи на алтаре, чтобы не сидеть в темноте.
Первым звуком, который она различает, становится донесшийся с улицы гул двигателя подъехавшей машины. Ей кажется, но только кажется, что она различает хлопок двери. Ждёт, застыв, замерев. Потом — явственно — слышит, как открывается и закрывается входная дверь в дом, шаги по коридорам.
Она собирается ждать здесь столько, сколько потребуется (например, до утра?), но в этом не оказывается необходимости. Вероятно, отец заметил отсвет свечей в обычно темной комнате, потому что шаги становятся громче и приближаются.
Всё внутри неё сжимается, замирает, застывает. Скручивается как увядающие листья на холоде. Ей страшно так, как никогда ещё, кажется, не было, но она должна. Должна постараться, должна собраться с силами и смелостью, должна быть хоть немного, самую малость, достойной своего отца.
Поэтому, когда дверь в комнату Тои распахивается, Фуюми не вздрагивает. Она поднимается с колен быстро, но без лишней суетливости, оборачивается и тут же склоняется в вежливом и учтивом поклоне:
— Тодороки-сама, мне нужно с вами поговорить, — девочка не поднимает головы и молчит в ожидании разрешения.
[nick]Todoroki Fuyumi[/nick][status]just a mistake[/status][icon]https://i.imgur.com/GHF3zsT.jpg[/icon][fandom]Boku no hero academia[/fandom][lz]Просыпаешься утром и видишь, что снег — внутри. Каждый чувствует холод, просто не говорит. За окном посмертной маской висит туман. Познакомься, девочка, это твоя зима.[/lz]
Поделиться32021-02-09 13:15:13
Величайшие герои не признают слабостей. Они неуязвимы и легко справляются с трудностями. То, что у обычного человека вызывает усталость, для супергероя как воды выпить. [ Так ведь все думают? ] Эндевор безумно устаёт. Пожалуй, этот год один из самых сложных во всей его жизни, если уж говорить начистоту. Он много работает, мало спит и почти не ест. Дома бывает урывками, набегом, по необходимости, и все свободное время тратит на тренировки сына. Пожалуй, это единственное, что все ещё заставляет его возвращаться в семейное имение.
Сегодня приходится задержаться допоздна. В памяти почти не откладывается очередное — одно из — «опаснейшее противостояние». Просто ещё одна угроза, просто ещё один урод со способностью. Он бьется каждый день, чтобы такие ситуации повторялись реже, но меньше их не становится. Люди всегда в опасности, один из толпы постоянно мнит себя в праве решать, отбирать, присваивать и даже убивать.
Эндевор устаёт. Но по-прежнему справляется. Не так хорошо, как это делает великий «Номер Один», но ему уже плевать. Раньше задевало, но теперь переплюнуть его не главная цель, потому что теперь у него есть Шото. И когда мальчик вырастет, то станет сильнее Всемогущего, станет новым «Номером Один», и тогда вся эта бесконечная гонка, наконец, завершится.
Энджи задерживается у камер, чтобы сухо отчитаться о проведённой операции. Говорит заученными фразами, не вдаваясь в подробности. Угроза устранена, ущерб имуществу имеется, однако жертв среди мирного населения удалось избежать. Корреспондентка сдержанно улыбается, она устала караулить возле полыхающих складов огненного героя и наверняка мечтает вернуться в постель. Он понимает ее, как никто другой; это лишь работа, а потому не задерживает их обоих. Отправиться домой и лечь в кровать кажется ему в самом деле чудесной идеей.
Он заполняет некоторые бумаги прямо в машине, пока его везут обратно. Возвращаться в офис не хочется, но, наверное, стоит. Время позднее, дом из окна остановившейся машины выглядит пустым и чёрным. Чужим. Под рёбрами расползается неприятное ощущение потерянного времени; если бы не поздняя миссия, они с Шото могли бы успеть потренироваться перед сном. Но теперь ребёнок наверняка спит, а сонным он будет слишком бесполезен.
Это раздражает.
Эндевор замирает внутри салона и стучит кончиками пальцев по подлокотнику, размышляя над тем, что должен сделать сейчас. Спать у него вряд ли получится, а тренировки стоит отложить до утра. Какая досада... Он в задумчивости изучает окна взглядом, будто хищник, что выискивает жертву, но в комнатах темно.
Во всей, кроме одной.
Что-то в груди обрывается. Энджи поспешно покидает машину и буквально несётся к дому, торопится, оступается на пороге, неаккуратно хлопая дверью. Шумит и производит массу звуков, покуда пересекает сквозные холлы и поднимается по лестнице к жилым комнатам, но его это не тревожит, ведь он хозяин этого дома.
Перед глазами будто до сих пор стоит подсвеченное оконце — то самое, ведущее в комнату Тои — и в ночи это дарит уставшему разуму безумную надежду.
Тело погибшего сына так и не нашли. У семьи не осталось ни трупа, ни реальных доказательств его смерти. Что, если он все ещё жив? Что, если наконец вернулся?
Во рту горько, и под рёбрами неприятно бухает. Мужчина топочет по лестнице, спешит по бесконечно длинному коридору, безошибочно находя дорогу даже в темноте. Он знает каждый поворот, каждый угол, каждую скрипучую половицу на пути к комнате старшего сына.
Он знал. Он верил! Искал, убеждал остальных. Тоя вернётся однажды.
Энджи буквально раскидывает створки дверей сильными руками, замирает на пороге комнаты. Грудь тяжело вздымается, он бежал всю дорогу.
Девочка поднимается с колен навстречу и смотрит со спокойной решимостью, но Эндевор смотрит сквозь неё. Жадно рыщет взглядом, замечает мельчайшую изменённую деталь — и новую рамку с фотографией, и чёрное сожжённое пятно на татами, — но прямо сейчас ему плевать. Мозг жаждет быть обманутым, ищет дальше, ищет следы присутствия и доказательства возвращения Тои.
Ну же! Ну же, сынок, дай мне знак.
— Тодороки-сама, мне нужно с вами поговорить, — назойливо жужжит, отвлекает. Раздражает. Возвращает к реальности.
Горький привкус во рту делается невыносимым. Лицо мужчины в неверном отсвете свечей больше похоже на маску.
— Что ты здесь делаешь? — он все ещё не заходит, так и стоит на пороге. Не шевелится, не смотрит и почти не дышит. Не может вдохнуть воздух от осознания обмана.
На что он вообще надеялся, на что рассчитывал? В этом доме каждый желает его оскорбить, унизить, нарушить его правила.
От желудка поднимается обжигающая, удушливая волна, что плавит что-то вдоль позвоночника, поражая внутренние органы, раскалённой иглой втыкается в затылок, и Эндевор, наконец, срывается:
— Я запретил сюда заходить! Какого черта ты здесь устроила!?
Шаг. Ещё один. Тяжелый. Стремительный.
Хватает девчонку за запястье сильно, не контролируя силы, до скрипа сжимая ладонь — другой замахивается:
— Я научу тебя слушаться, дрянное отродье! Такая же, как и твоя мать.
Если они не способны понимать ничего, кроме физического наказания, то он с радостью станет тем, кто привьёт им дисциплину любой ценой. Только послушание убережёт эту семью от новых потерь, Энджи верит в это и не собирается допускать прежней ошибки вновь.
Он больше не потеряет ни одного из них, как и Тою.
Поделиться42021-02-09 20:55:47
За время от первого мгновения, как она услышала шум подъехавшего к дому автомобиля, и до этой секунды, как дверь в комнату распахнулась, внутри словно скручивалась и сжималась спирать. Виток за витком, до предела.
Фуюми сминает в пальцах ткань одежды и чуть приподнимает голову, украдкой смотрит на отца: взволнованного, не способного перевести дыхание после бега, что-то [кого-то] ищущего. Его взгляд устремлен на неё, но смотрит он словно мимо или сквозь. И девочка боязливо молчит, снова опуская голову и взгляд, дожидаясь… чего угодно.
Она столько думала об этой минуте, но не имеет ни малейшего понятия что произойдёт дальше. И только страх, который она душила в себе остаток дня, снова оживает и становится сильнее.
— Что ты здесь делаешь? — она не может понять по чужой интонации всё ли нормально, но этот вопрос — единственный возможный сигнал. Фуюми выпрямляется и делает осторожный вдох, стараясь унять и ослабить внутреннее напряжение, собраться с роем мыслей, которые гудели в голове, словно пчёлы. И ничего не успевает сказать.
Эндевор надвигается на неё как буря или ураган. Смерч, против которого у неё ничего нет, никакой защиты или спасения.
— Я не, — торопливо, но слишком тихо. Сбивчиво, обрываясь на полуслове. Страх, бесформенный и больше похожий на едкий дым, забивается в горло, переполняет лёгкие, не дает сделать ни вдоха, ни выдоха, издать ещё хоть один звук.
не нужно было сюда приходить
зря она это сделала
наказания не избежать, но его можно было отсрочить
Эндевор надвигается быстро, стремительно, а она лишь смотрит на него широко раскрытыми глазами и даже не пытается отступить, Фуюми словно парализовало. Ей страшно, но она ещё не знает чего именно нужно по-настоящему бояться, не знает что именно произойдёт.
Наверное, потому что не хочет в это верить.
Что это реальность, а не страшный сон. Вот только боль в запястье, неистовая и сильная, выбивающая дыхание из легких, очень даже реальна. Это бессмысленно и от этого ещё больнее, но Фуюми упирается пятками в пол и пытается вырваться, отстраниться.
если она закричит
ей кто-нибудь поможет, если она закричит?
пожалуйста
пусть кто-нибудь остановит это и прекратит до того, как
Но кричать нельзя. Крик ей ничем не поможет, как не помогут и слезы. Но почему он делает это? Почему причиняет ей боль? Зачем? Да, она виновата, но разве настолько?
И что заставляет его говорить все эти злые слова?
Нет смысла кричать, некого звать, некуда бежать, никто ей не поможет. Нет мамы, которая всегда была рядом и была словно преграда между отцом и его никчемными детьми. Нет Тои, который всегда её защищал и никогда ничего не боялся.
Остались лишь Нацуо и маленький Шото, но это она должна заботиться о них, а не наоборот.
Такая же, как и твоя мать.
Не позорься, как твоя мать.
Вся её храбрость рассыпалась мелким бисером, ничего не осталось. Вся её решимость изменить хоть что-то оказалась ничтожной и бессмысленной. Фуюми ничего не может, ничего не умеет, и ничего, видимо, не достойна, кроме такого отношения. Она такая же, как и мама — но что это значит?
Какая она?
Мама была заботливой и ласковой, всегда нежной, а ещё красивой. Она тоже была сильной, но не как отец, а по-другому. Её сила заключалась в другом. Она [была] как самая лучшая из всевозможных весен — живая, рассыпающаяся улыбками, крошками хлеба угощавшая птиц. До невероятного вмещавшегося в себя столько любви и жизни, что хватило бы, наверное, на десятерых.
Разве плохо быть любящей? Плохо быть такой?
— Мне больно!..
Зрачки сужаются до двух точек-иголочек и Фуюми с ужасом смотрит на занесённую для удара руку.
«Тодороки-сама» — слишком долго, слишком много слогов. И Фуюми произносит единственное, на что у неё есть хотя какая-то крупица времени и сил:
— Папа!
Секунду, может быть две, а может и дольше ничего не происходит, а потом Фуюми прижимает к себе пострадавшую руку, которую отец выпускает из жесткой хватки. Девочка сжимается, отступает к стене, как можно дальше, прячет обе руки за спину, сжимает ладони в кулаки, в боли от ожога находит для себя силы.
— Я, — если она не скажет ничего сейчас, то не скажет уже никогда. Момент будет упущен безвозвратно. Если она ничего не скажет сейчас — хотя бы не попытается, — то Энджи никогда даже не узнает, что ей вообще было что сказать.
— Я просто хотела сознаться. И извиниться. — Фуюми опускает голову и смотрит в пол, ей страшно на него смотреть, и она не смотрит, это просто выше её сил. — Ты… вы почти не бываете дома, уходите рано, а возвращаетесь поздно. Вы могли решить, что в случившемся беспорядке виноват кто-то… другой.
Наказания всё равно не избежать и Фуюми вжимает голову в плечи.
[nick]Todoroki Fuyumi[/nick][status]just a mistake[/status][icon]https://i.imgur.com/GHF3zsT.jpg[/icon][fandom]Boku no hero academia[/fandom][lz]Просыпаешься утром и видишь, что снег — внутри. Каждый чувствует холод, просто не говорит. За окном посмертной маской висит туман. Познакомься, девочка, это твоя зима.[/lz]
Поделиться52021-02-10 14:25:58
Перед глазами застилает багровым, изнутри затапливает обжигающей лавой, с силой бьет в голову, мешает дышать и внятно соображать. Ладони раскаляются моментально, Эндевор готов воспламениться на этом самом месте — и обрушить скопленный гнев со всей тяжестью.
На краю сознания бьется слабая мысль о том, что нельзя этого делать. Он не на задании, не сражается с очередным злодеем, а лишь воспитывает дочь.
Возможно, кроткая покорность его смягчит. Но девчонка упирается, старается вырвать из железного захвата крохотную ручонку, хотя и слишком слаба для этого. Что-то пищит о том, что ей больно, но это лишь больше подстегивает мужчину, ведь в боли и есть смысл наказания. Чем больнее ей — им всем — будет, тем лучше они усвоят свой урок.
Не Фуюми он сейчас наказывает, а их всех. Каждого, кто ослушался, каждого, кто был виноват. Возможно даже, самого себя. За то, что допустил и позволил, ведь каждый удар, доставшийся дочери, он также ощутит сполна.
— Папа!
Тонкий отчаянный вскрик повисает в комнате, тонет в темноте, пропадает в углах.
Занесённая ладонь почти касается лица ребёнка, но Энджи успевает остановиться. Тяжело, шумно выдыхает, чтобы перевести дыхание и взять себя в руки. Смотрит напряжённо — и на мгновение видит своё отражение в расширившихся детских глазах: лютое, безумное, неостановимое — и это пугает его самого.
[ Он хочет быть дисциплинирующим кнутом, а не травмируются бичом. ]
Для спокойствия ему лишь требуется, чтобы его правила оставались непреложными для каждого обитателя этого дома. Он придумал и установил их для всеобщего блага. Их не так много, и они довольно просты. Следовать им логично, разумно, правильно. Разве это так сложно?
Девочка отшатывается, отскакивает напуганным зверьком, баюкая повреждённую руку. Он успевает заметить и ожог, но не свежий, и испытывает иррациональное облегчение от того, что это сделал не он. Что успел остановиться.
— Тебе следует использовать «Тодороки-сан», когда обращаешься к отцу, — устало поправляет, попыткой сменить тему идя на вынужденное примирение. Поднимает ладонь к лицу и растирает кончиками пальцев переносицу, позволяя себе на секунду прикрыть глаза и выпустить гнев.
Ему не нужно проводить тщательное расследование, чтобы понимать, что здесь случилось. У девчонки нет огненного квирка (в этой пустышке вообще ничего нет), поэтому она не могла сотворить то, за что пытается нести ответственность. Эндевор возвращает тяжёлый взгляд к девочке и делает угрожающий шаг ближе.., замечает, как она вздрагивает, и останавливается.
— Не пытайся обманывать, дитя. Нет греха тяжелее, чем ложь отцу.
Он все ещё злится, хотя уже и не так сильно, но силится этого не показывать. То, что едва не случилось, немного отрезвляет, заставляет волноваться совершенно об ином. Тем не менее, урок все ещё не усвоен, ему нужно довести это дело до конца.
— Я поговорю с Шото утром.
Мужчина продолжает нависать над ребёнком. Смотрит в упор на покорно склоненную голову, иногда слова бьют больнее ударов. Она пытается защитить брата, но ее маленькая хитрость не удаётся; ей придётся жить с этим.
— Мне не требуется часто бывать дома, чтобы видеть ваше непослушание. В следующий раз тот, кто нарушит запрет на посещение данной комнаты, будет
Чем он может пригрозить? Лишить сладкого и доступа к мультикам? Так поступают обычные родители?
— будет сурово наказан.
Да. Вот так. Энджи втайне гордится собой. Это довольно обтекаемая угроза, позволяющая фантазии ребёнка представить худший из своих кошмаров. Интересно, чего боится дочь? Быть запертой в чулане и разлученной с братьями, быть отлученной от домашнего быта и занятий, просто быть изолированной? Пожалуй, ему стоит более детально изучить этот вопрос, чтобы контролировать дитя, но на самом деле ему жаль тратить на это время. Уверен, что справится со слабой девчонкой любым из доступных методов.
Сейчас нужно заставить ее сознаться, но он действительно очень устал. И всплеск злости сил не добавляет. Теперь хочется запереться в комнате лишь сильнее, чтобы не знать, не видеть и не думать.
— Ты можешь идти, — наконец, разрешает, все ещё терзая мрачным взглядом. — Надеюсь, подобного больше не повторится.
Иначе он будет вынужден — и это будет ее вина, она ведь понимает? Он молчит, не все вещи нужно озвучивать вслух. Занимает всю комнату целиком не только собой, но и давящим родительским осуждением. Девчонке потребуются все ее силы и выдержка, чтобы прорваться через этот кисель и сохранить лицо. Ему даже интересно, получится ли у неё? Но взгляд цепляется за чёрную фоторамку, и Энджи теряет весь свой запал. Отворачивается от девочки и поправляет рамку, долго смотрит в лицо на карточке, а после преклоняет колени перед алтарем, чуть склоняет голову и закрывает глаза, выражая своё почтение усопшему. И хотя до конца не верит, что старший сын сгинул, сейчас у него просто нет сил сопротивляться мрачным мыслям. В очередной раз, в очередной вечер, что не находит его дома, Эндевор безвозвратно теряет уверенность.
Поделиться62021-02-10 21:48:39
Когда Фуюми была младше, мама порой говорила, что папа их — всех — любит.
Просто иначе, никогда это не показывая, но любовь эта всё равно есть, просто глубоко-глубоко, что её не видно. Но он заботится о них, старается ради них, обеспечивает всем необходимым. Он несёт тяжелую ношу и заслуживает благодарность и уважение.
Фуюми верила маме, возможно, потому что её любви хватало на всех них.
Но вот мамы рядом нет — и любви её тоже больше нет.
Теперь есть пустые и холодные комнаты, чужая женщина, занимающаяся их воспитанием и ни грамма просвета или надежды, что однажды все станет лучше. Не обязательно даже «как прежде», потому что так точно не будет. Да и не уверена Фуюми, что прежде действительно было лучше.
Теперь есть отец, который замахнулся на неё для удара. И, пусть и не ударил, но от этого Фуюми не становится менее больно.
Потому что мама была не права и в нем нет ни капли места для любви к ней.
На фоне этого откровения обещание сурового наказания её не страшит — она уже им наказана худшим из возможных способов, она ему не нужна. Не то чтобы она об этом не догадывалась — она ведь непутёвая, беспомощная, бессильная, бессмысленная. Но сейчас всё стало до ужаса и до дрожи очевидно, прозрачно и ясно.
Фуюми слушает внимательно, едва дыша, не поднимая головы. В попытке солгать нет смысла и дело в не в возможном грехе, а в том, что ей просто не поверят. Её наивная ложь про упавшую свечку даже ей самой кажется теперь неубедительной и глупой. Конечно же Тодороки-сама обо всём догадался, а это значит лишь то, что Шото накажут. Почему-то у Фуюми нет сомнений, что за утренним разговором будет скрываться именно это.
И у напуганного мальчика, у которого нет ничего кроме страха, появится ещё одна причина винить во всем, до конца, только отца.
Фуюми ничего не говорит и чуть приподнимает голову лишь тогда, когда отец разрешает ей уйти. Сердце предательски сбивается с быстрого ритма от облегчения: «Легко отделалась. Беги теперь отсюда, глупая, и ни за что не возвращайся». И Фуюми уходит: без спешки, хотя ей хочется выбежать прочь и закрыть как можно скорее дверь в свою комнату. Неторопливым шагом, словно крадучись. Осторожно, практически стороной, боясь задеть своего отца, если не физически, так хотя бы случайной мыслью, словно это возможно.
Фуюми оборачивается, когда слышит, как Эндевор опускается на пол. Она останавливается и замирает.
Ей это знакомо, она знает, что скрывается за этим смиренным уважением к усопшему — скорбь.
Фуюми смотрит на отца и понимает, что ей его жалко.
Может он не любит её, но явно любил (просто иначе, так что этого и не видно) Тою. Он был его сыном. И он продолжает нести тяжелую ношу и заслуживает благодарность и уважение. Фуюми в этом не сомневалась и была благодарна.
И ей по-прежнему страшно, страх не исчезнет, наверное, никогда, но она должна попытаться. Не для себя, а потому что мамы больше нет рядом и теперь её — Фуюми, — любви должно хватать на них всех.
Если отец снова разозлится — она это поймёт и примет. Но от того, что он будет на неё зол, ничего не изменится и не сломается. Всё давно уже сломано.
— Тоя умер, — она говорит тихо, но слова четко отпечатываются в окружающей их тишине. Фуюми заставляет себя не отвести трусливо взгляд, и эта короткая фраза стоит ей всей смелости, на которую она только способна. И сердце так бешено и гулко колотится о ребра, что кажется, словно его слышно всем в этом доме.
«Тоя умер» — от этого безудержно больно, но прозвучав словами эта мысль кажется чужой, чуждой и словно не она это произнесла. Фуюми облизывает пересохшие губы, сжимает ладони в кулачки и продолжает увереннее:
— Тоя умер, а Шото ещё жив. И Шото нужна семья. Я буду общаться с младшим братом, я имею на это право. Заботиться о нём моя обязанность и мой долг.
[nick]Todoroki Fuyumi[/nick] [icon]https://i.imgur.com/QoWnfZC.jpg[/icon][fandom]Boku no hero academia[/fandom][lz]Просыпаешься утром и видишь, что снег — внутри. Каждый чувствует холод, просто не говорит. За окном посмертной маской висит туман. Познакомься, девочка, это твоя зима.[/lz]
