[indent]Максим скалится, затягивая жгутом чужое плечо чуть выше раны, и матерится сквозь зубы. Естественно, по-русски.
[indent]Хаммонд, глядя на лицо еще недавно своего наставника, даже перестает поскуливать от боли, замирая и, кажется, больше не дыша, будто бы думая, что это чем-то хоть кому-то поможет.
[indent]Максу, впрочем, на чужие старания — глубоко насрать. У Хаммонда сейчас одна задача — выжить, и если он с ней не справится, то ему не поможет никакое примерное поведение и никакие отличные оценки на курсах подготовки. Так что лучше бы ему перестать страдать ерундой, закончиться ссать в штаны и взять пример с Кручина.
[indent]— Кручин, присмотри за ним. Следи за раной и жгутом. Надо — затянешь. Или наоборот, — Макс говорит отрывисто, сухо и по-командирски: сейчас заниматься размазыванием соплей по ебалам некогда, и сюсюкаться с теми, кого он еще пару лет назад гонял по полигону до седьмого пота, заставлял по половине дня проводить на стрельбищах и будил посреди ночи в казармах учебной тревогой, он не собирается. Не собирается, потому что знает — им это не нужно. И ему — тоже. Им нужно, чтобы кто-то сказал я вытащу ваши задницы из этого дерьма, а ему нужно, чтобы они в процессе этого не мешались.
[indent]К счастью, думает Макс, он хорошо натаскал этих щенков, чтобы они без слов улавливали, что им лучше делать, а что — нет, и это, возможно, сыграет им с Джеком на руку, и они могут хотя бы понадеяться, что до заложников, если что, ублюдки из другой части самолета доберутся не так просто, как им хотелось бы.
[indent]Вместе с тем, впрочем, Макс понимает, что, похоже, он был с ними недостаточно строг. Недостаточно, и это стоило некоторым — почти всем — жизни.
[indent]От мысли об этом внутри на секунду что-то неприятно скручивает. На секунду. Потом — Макс снова рычит, приваливается спиной к креслу, чтобы уйти с простреливаемого прохода, и гонит прочь все мысли, все чувства и все переживания. Он — солдат, а солдат не думает о сожалениях. У солдата все просто — ты или тебя, и все, что от него сейчас требуется — это прислушиваться к своему чутью, к инстинктам, которые были у него так хорошо развиты.
[indent]Он не станет добычей этих тварей, прикрывшихся заложниками, просто чтобы утащить за собой побольше жизней и заявить об очередном своем тупом радикальном веровании, учении или идеологии. Нет. Он загонит их как зверей, но к ним не проявит ни капли уважения. Ни капли. Потому что бешеных животных нужно просто отстреливать.
[indent]Проверяя обойму в автомате и слыша, как совсем рядом с ухом шальная пуля, предназначавшаяся Джеку, выбивает из сиденья первого класса поролон, такой же точно, каким были набиты кресла и во втором классе, и в третьем, и в экономе, Макс думает о том, что он предупреждал. Думает, что скажет потом этой рыжей стерве: а я ведь говорил, блять. Думает, а сам смотрит на затылок Джека, скользит быстро взглядом по его спине, видит, как его плечи дергаются, когда голова Кавински откидывается назад и глаза закатываются.
[indent]Макс прикрывает на секунду глаза и сам и обещает себе, что похлопает Джека по плечу, а после — крепко обнимет, потому что ему это будет нужно. Для него эти ребята значили не меньше, чем для Макса. Просто Джек этого и не скрывает, а Макс — не показывает. Не показывает, что каждый из тех, кого он натаскал в учебке Радуги, важен для него, словно собственный сын, и не показывает, что внутри у него все скручивает при виде того, как парень, еще недавно любознательно смотрящий на него и спрашивающий о том, гуманно ли пихать в капкан гвозди и металлолом, больше никогда не задаст глупого вопроса, сулящего ему наряд вне очереди. Джек за такие вопросы хвалил, сидя где-то на задней парте, а Макс — прожигал американца взглядом. И всем вокруг упорно кажется, что у них двоих ничего общего, ни в жизни, ни в работе, ни во взглядах на мир.
[indent]А на самом деле...
[indent]На самом деле это сейчас не важно, как не важно и то, что у него самого вздрагивают пальцы, когда он слышит, как кто-то из родителей не может унять детский плач впереди, там, где они собрали всех гражданских и где оставили раненных. Он заставляет себя не думать об этом, заставляет гнать прочь всплывающие в памяти картины восемнадцатилетней давности, образы сплошь из крови, страха, боли и заплаканных, искореженных ужасом детских лиц.
[indent]Он заставляет себя собраться.
[indent]Бьется затылком о спинку кресла, служащего укрытием.
[indent]Прикрывает глаза.
[indent]А когда открывает — в них только холодная, спокойная ярость, имеющая одно единственное направление: туда, где сейчас затихли выстрелы.
[indent]Рация у Джека на плече взрывается шумом, в котором через секунду проступает голос рыжей стервы. Макс, мотнув головой, морщится, словно от головной боли, и напоминает себе: не рыжая стерва, а Элиза, он ведь обещал Эстраде. Сейчас, впрочем, это вряд ли хоть немного важно.
[indent]Сейчас все, что важно — патроны в магазине, люди и они, оставшиеся друг у друга. А остальное — хрен бы с ним.
[indent]Рация тем временем снова разражается звонким женским голосом. Макс скалится, ловя взгляд Джека, и мотает головой — ему сейчас лучше промолчать, иначе сидящие недалеко дети, чьи уши рук не хватит закрыть, узнают такой совсем недозволенный им русский непереводимый фольклор, что портовые моряки обзавидуются. Больше, кроме этого, ему сказать Эш нечего. Хотя говорить здесь, в принципе, не о чем, так что пусть Джек сам разбирается — он же психолог.
[indent]И Джек, в общем-то, разбирается.
[indent]— Не зря мы с тобой гоняли друг друга по полигону, а, выскочка? — когда рация замолкает, Макс усмехается криво, скалясь, словно специально показывая клыки, и выглядывает в проход, проверяя, действительно ли все затихло, — Значит, у нас простая и понятная задача, да? Просто не дать им добраться до нас, до заложников и просто не сдохнуть в процессе. Звучит легко. Легче, по крайней мере, чем то, что от меня обычно хотели в армии. Ты вот, например, красил траву в зеленый?
[indent]Макс усмехается, хотя ему на самом деле не смешно, и, знает он, Джек это понимает. Понимает, потому что смотрит прямо в глаза по этой своей идиотской привычке пытаться докопаться до изнанки каждого, кому не повезет попасть в его поле зрения. Понимает, потому что они с Джеком как одно целое, чувствуют друг друга и действуют как слаженный, единый организм, чего Макс уже давно ни с кем не ощущал. Понимает, потому то видит в чужих глазах то же самое.
[indent]Макс видит, что Джек нервничает, хотя внешне он — само спокойствие.
[indent]Макс его, впрочем, прощает. Для нервов у них, признает он, есть причины.
[indent]Думать о лишнем, впрочем, Макс себе запрещает: у них есть дело, и сначала нужно сделать его, а потом — обсуждать, какая они охуенная команда. Если, конечно, будет с кем обсуждать.
[indent]Хотя, для Макса не обсуждается. За Джека он порвет каждого. За Джека он, если надо, умрет.
[indent]Это, впрочем, мысли тоже лишние.
[indent]Помедлив еще секунду, Макс рывком перекатывается к Джеку и приваливается плечом к его плечу. Выдыхает, упирает винтовку прикладом в пол и поворачивает к Эстраде голову:
[indent]— У нас не то что большой выбор тактики, да? Но, к счастью, я прихватил с собой дрель, знаешь? — он усмехается, смотрит холодно в чужие глаза снова и тут же — отворачивается к проходу, — Прикроешь меня, пока я буду готовить приветственный подарочек?
[indent]Это, на самом деле, безумие, вот так вдвоем, с гражданскими за спиной пытаться удержать целый самолет, пока Лиз и Радуга подтягивают силы для эвакуации и огневой поддержки. Макс, впрочем, делал и не такое. А с Джеком, уверен он, сдержать в этих двух несчастных узеньких проходах можно было целую армию.
[indent]С Джеком. И, пожалуй, с Тимуром. Но больше — ни с кем другим.
[indent]И хуй этим ушлепкам, а не их шкуры.
[nick]Maxim Basuda[/nick][status]angry russian noises[/status][icon]https://i.imgur.com/2clBUvF.png[/icon][fandom]Tom Clancy's Rainbow Six: Siege[/fandom][lz]давай, стреляй, зверю в горло меть. кто сам упал - тому и встать суметь. давай, вставай, это не твоя смерть.[/lz]