— Я помогу! — Тоя прячет бинты за длинными рукавами растянутой кофты, чтобы лишний раз не беспокоить родных, чтобы снова не пришлось говорить: «Всё хорошо! Совсем не больно, правда! Только чешется.» — Но забывает об этом, когда встаёт на цыпочки и тянется, чтобы взять из рук матери грязную посуду. Тоя сосредоточенно поджимает губы и относит её к раковине, хмурится и виновато улыбается, когда роняет вилку, подставляет стул поближе, деловито закидывает полотенце на плечо и забирается на стул. Замирает, когда закатывает рукава, чувствуя растерянность и вину, спотыкаясь взглядом о перемотанную руку. Тоя говорит себе: «Ерунда», — и тянется к крану, но чувствует мягкое прикосновение руки, что успокаивает прохладой горящую кожу, встречается с теплом во взгляде, хочет уверить её, что всё уже прошло. Он хочет помочь. Но слышит тяжёлые шаги отца и невольно напрягается, сминает ткань одежды в пальцах, сам не замечая, как на мгновение перестаёт дышать.
Да. Он должен идти.
Даби надевает кофту с глубоким капюшоном. Маску. Тёмные очки.
«Синоптики объявляют аномальную жару, самое время бросить все дела ...»
— Смотри какой красавец!
— Ой нет, он же страшный, на хулигана похож. У меня мороз по коже от него!
— Может я люблю плохих парней?
— Не шути так!
— Да ладно тебе!
— Вот если бы Хоукс спустился на своих крыльях и забрал меня ...
— Глупая, такого никогда не случится, нужно быть реалисткой.
Даби привык слышать всё, что говорят: это пронесённое из детства, с момента, как он погиб. Хочешь выжить — будь бдителен. Слушай. Запоминай. Используй. Даби привык не обращать внимание на замечания о своей внешности. Даби привык, что от него шарахаются, как от огня. Даби идёт заученной дорогой и не может сказать даже сам себе, когда это вошло в привычку, стало ритуалом. Вновь-и-вновь, снов-и-снова он идёт туда, чтобы просто увидеть. Не подходит ближе, оставляя иллюзию границы, оставляя прошлое тлеющей фотокарточкой, глухим воспоминанием, что меркнет и не имеет красок: чёрно-белое немое кино, прописанные эмоции.
Мальчишка в ободранных штанах улыбается доверчиво, взгляд голодный, прячет тоску и раздражение, когда в очередной раз проходят мимо, не замечают его существования. Даби берёт листовку из чужих рук, не задерживает на нём взгляд, не сбавляет шага, знает что увидит в чужих глазах: мимолётное счастье и благодарность.
С билборда, растянутого на всю стену здания, смотрит Герой номер Один, надежда и опора города. Взгляд хмурый, прожигает насквозь, огонь, послушный чужой воле, как должен быть послушен каждый, лишь добавляет образу устрашающего, подавляющего.
«Он тот, на кого можно положиться!» — говорят люди.
Он совсем не изменился, думает Даби.
Даби не указывает своё имя на ресепшене. Даби вообще не подходит к нему, он не настолько глуп, чтобы уведомлять заранее о своём приходе там, где об этом обязательно узнает он. Даби проходит незаметно: он умеет быть незаметным, научился, не смотря на свой внешний вид. Решение спонтанное, он не планировал, лишь предполагал, что было бы, если бы он всё же постучал в чужую дверь, если бы всё же позволил себе увидеть её. Он никогда не разрешал себе даже думать об этом, он думал, что ему это не надо. Прошлое остаётся в прошлом. Прошлое сгорело в огне, вместе с его именем, вместе с ним самим. Обугленные руины, пепел и прах. Это лишь данность, шрамы, протянутые на всю жизнь, опора и фундамент грядущему.
Тоя ступает бесшумно, как ступает кот, мягкой поступью, осторожными шагами. У него мелко дрожат пальцы от перенапряжения, жжёт огнём предплечья, волосы растрёпаны и влажные от пота. Он слышит её плачь и от этого болезненно тянет в груди, так сильно, как не бывает во время тренировок. Он слышит и ступает внутрь комнаты, подходит ближе к кровати, обнимает её неловко, но бережно и крепко, гладит по волосам, как делала она, когда он был совсем маленький.
— Всё будет хорошо, мама, пожалуйста, не плачь.
Память — скованный лёд. Изломана трещинами, что становятся глубже, когда слова доносятся эхом из прошлого. Даби закрывает за собой дверь, скользит взглядом по фигуре сотканной из тонкого света: кажется прозрачной, наваждением, отголоском былого. Даби впервые не знает, что сказать и просто подходит, столь же бесшумно, ближе. Снимает очки, маску, капюшон с головы, натягивает ниже рукава, как когда-то раньше. Прохладой шепчет воздух, забытым успокоением ложится на шрамы, успокаивает и беснующийся огонь внутри. Даби опускается рядом с ней ней на колени, берёт холодную ладонь в свою, накрывает второй, будто желая согреть, поднимает взгляд. Если в нём осталось место сожалению, то он жалел только об одном: не смог защитить, стать надёжной опорой, быть рядом.
На языке вертится: «Я дома.» — Но то сущая ложь. Дома нет. Он сожжён, как и всё остальное. Он не там, где она, потому что это место клетка, немая тишина, лицемерие и колючий холод.
На языке вертится: «Всё хорошо. Я рядом.» — Но это тоже ложь. Он ничего не может ей дать и ничем не может помочь. Не сейчас.
— Тогда не будет никакой интриги, мам, — губ касается улыбка, непривычно мягкая, талым снегом, что уступает место весне, теплом. [status]кремация[/status][icon]https://i.imgur.com/VfAFMTr.png[/icon]
- Подпись автора