no escape
Сообщений 1 страница 6 из 6
Поделиться22020-07-29 17:09:18
Рей не знает, когда все пошло не так. С какого момента все начало портиться, просто покатилось по наклонной, а у нее совершенно не получалось остановить этот накопленный ком проблем, который грозил похоронить под собой их брак. Часто думает об этом, но не может вспомнить тот момент, когда слепая влюбленность в своего мужа стала подтачиваться неосознанным страхом перед его взрывным характером и приобретенной жесткосердечностью. Когда вдруг в собственном доме стало неуютно находиться, когда каждый шаг приходилось делать с оглядкой и следить, следить, следить за всем, что она говорит. Но ей казалось, они справятся. Она справится. У них же семья, трое еще совсем маленьких детей, младшему пару месяцев назад только исполнилось два года. Она была женщиной, супругой, и искренне верила, что недостаточно старается, что это она не справляется с ролью хранительницы очага, что это она - причина дурного нрава и раздражения мужа. И она бы продолжала стараться. Но сердце болело с каждым днем все сильнее. Не за себя. За детей.
- Почему ты не зовешь их по именам? - Рей сама не понимает, как решается задать ему этот вопрос. Смотрит на высыпавших на задний двор детей, которых минутой раньше глава семейства выгнал из гостиной, чтобы не мешались и не шумели в доме. Он смотрел на них так странно, будто... совсем сквозь, и это пощечиной ударило по матери. Они же - его кровь, они - его продолжение. А он лишь пренебрежительно кинул: "Уведи это отсюда".
Она даже не успевает обернуться, а позади нее все опаляет чужой яростью. Эндевор стоит посреди комнаты, пылая в своем праведном гневе, заставляя жену испуганно зажиматься в угол, лишь бы не обжег, не навредил, не заметив этого за пеленой собственного раздражения.
- Не смей мне указывать. Ты меня поняла? - он делает всего несколько тяжелых шагов, а ее будто волной жара прижимает к стене, заставляет сползти вниз спиной и поджать к себе колени, будто это может защитить. Он ее еще не бил. Но она чувствует это желание в чужом взгляде, замечает в нервно сжатом огромном кулаке. И послушно несколько раз кивает - поняла.
Рей здесь... не так плохо, верно? У них большой дом, россыпь любимых детей и обожаемый всем миром глава. Рей бы с этим справилась, пожалуй, если бы только он проявил снисходительность. И вновь - не к ней. К своим собственным детям. Но они продолжают жить будто в параллельных мирах, порой лишь случайно соприкасаясь на своем пути. Она давно живет в собственной комнате, молчаливо соглашаясь с редкими визитами мужа. Дети в столь нежном возрасте не пытаются привлечь внимания отца, повиснуть на нем или хоты бы обнять. Они считывают чужое отношение так быстро и четко, что от этого почти жутко. Вот Тоя носится по кругу, держа на плечах маленького Нацу, а Фуюми обеспокоенно бегает за ним, будто вторая мама, но стоит только услышать, как открывается входная дверь, и они все трое замирают, смотря немигающими глазами в темный зев коридора. Даже двухлетний Нацу. У Рей бегут мурашки по спине от этого зрелища, она чувствует ауру мужа даже сейчас, когда он проходит мимо, не замечая их, в свой кабинет. Она довлеет над ними, они подчиняются - одной его тени, и этой ночью она плачет, пряча лицо в подушку, потому что понимает - она делает со своими детьми что-то неправильное, так быть просто не должно.
- Тоя, милый, - она гладит старшего сына по голове. Тот хмурится и снова, и снова трет ладошкой под носом, шмыгая и поджимая губы. У него начались тренировки с отцом, и каждый раз он выходит из зала сам не свой. Рей не ищет в этом подвоха, она не верит в то, что Эндевор сделает что-то действительно плохое со своим ребенком, она старается списывать это на то, что шестилетний мальчик совсем не готов к упорным тренировкам вместо привычного бега с мячом по поляне.
- Он обижает тебя? - все же тихо спрашивает, обхватывая круглое личико ладонями и заглядывая в его глаза, так похожие на отцовские. Тоя сразу же яростно мотает головой, все же бурчит, что все хорошо, и Рей отчего-то верит. Пока однажды не видит слезы старшего сына. Не находит синяки на его руках и ногах. Она понимает, действительно понимает, что их ребенок пройдет через серьезные испытания, чтобы стать героем, что это не первые и не последние его синяки, что он получит на этом пути. И что, возможно, Эндевор делает это как раз ради того, чтобы в будущем он был сильнее, чтобы никогда не проиграл, чтобы просто выжил... Но все ее оправдания разбиваются об усталые глаза ее ребенка. И она снова позволяет себе дерзость.
- Пожалуйста, будь с ним мягче. Он выглядит таким хрупким... - она смотрит на мужа в отражении зеркала, когда он мрачной тенью возникает на пороге ее комнаты. И почти сразу все вокруг озаряется всполохами сердитого огня.
- Не смей указывать мне, как воспитывать сына! - он так легко взрывается, вспыхивает будто спичка. - Это твоя вина, что он так слаб! Угораздило же меня связаться с тобой!
Он щедро разбрасывает обидные слова, кидает ей под ноги несправедливые обвинения, и Рей искренне не понимает, чем заслужила подобное. И все равно старается унять бурю.
- Энджи-сан, пожалуйста... - она подходит ближе, она его не просит, заклинает. - Дай ему немного времени, ты же его сломаешь, он еще не готов!
Она хватает его за локоть и в следующее мгновение отлетает к стене от сильной пощечины. Эндевор бьет быстро, наотмашь, не задумываясь. И цедит, цедит свой яд, который облекает в слова.
- Еще раз попытаешься меня учить, и я за себя не ручаюсь.
Это становится нормой. Рей научилась подбирать слова и время для них, чтобы как можно реже попадаться под горячую руку. И все же в какой-то момент она понимает, что ходит по тонкому льду, что находится просто на грани. Проводит все свое время с детьми, пытаясь компенсировать им сразу обоих родителей, но в этом доме становится все темнее. Может, они еще не до конца это понимают. Может, они забудут весь этот кошмар, когда подрастут. Но ей так отчаянно не хочется, чтобы они продолжали расти на безразличии родного отца... И ей так отчаянно страшно, что один из его ударов может оказаться последним. Потому что не рассчитал, потому что был слишком раздражен, потому что, потому что, потому что... Их накопилось слишком много, ей уже нечем дышать от красных флажков, расставленных по периметру собственной жизни. И, наверное, это должно было произойти. Когда тебя загоняют в угол, ты делаешь отчаянные вещи.
- Тоя, не засыпай, милый. Фуюми, давай, крошка, надевай плащик, - Рей поспешно собирает детей, все еще сама не веря в то, что решилась на подобное. У нее просто что-то щелкнуло в голове, когда Эндевор в ночь сорвался из дома на очередную битву. Она стояла посреди спящего дома и все, о чем могла думать, это - бежать, бежать, бежать. Она не собирала вещи, не планировала, она просто схватила документы, разбудила детей и вызвала такси. Они хныкают, засыпают на ходу, Тоя сонно интересуются, куда они едут в такой поздний час. А Рей лишь смотрит в окно на то, как отдаляется мрачный дом, как он исчезает за очередным поворотом, оставляя в своих стенах постыдные секреты одного из главных героев. И, как она надеется, оставляя и их беды, освобождая своих пленников, отпуская их из своих цепких лап.
- Все хорошо, Тоя, - она улыбается. Гладит головы детей, что лежат на ее коленях. - У вас все обязательно будет хорошо.
Поделиться32020-07-31 17:25:13
Ночные вызовы — самые сложные. Спросонья непонятно, что случилось и куда нужно бежать. Энджи всегда просыпается с большим трудом, ему сложно включиться в ситуацию сразу, едва покинув постель, но на этот случай у него есть личный водитель и заранее подготовлена униформа. Он переодевается в рабочий костюм и изучает входящий запрос на заднем сидении автомобиля, покуда они добираются до места.
Ночью никогда не случается ничего мирного. Обычно лишь что-то страшное и ужасное. Словно с заходом солнца люди делаются злее и безумнее. Статистика утверждает, что самые зверские преступления совершаются под покровом темноты.
Герои не любят работать ночью, хватает и дневной офисной волокиты, так что после полуночи даже у самых сильных едва ли остаются ресурсы для сражений. К тому же, ни зги не видно, что усложняет процесс поимки негодяев. Но на этот случай Эндевор чудесно воспламеняется, так что от его огня освещает всю округу.
— Что тут у нас?
Целая группа квирканутых, довольно слабых, судя по всему, но вооруженных боевым оружием. Заперлись внутри круглосуточного магазинчика и, конечно же, удерживают заложников. Прекрасно. Просто чудесно. Энджи которую неделю подряд мечтает просто выспаться.
Присаживаясь на корточки, он подбирает одну из смятых пуль. Здесь уже была агрессивная перестрелка до его прибытия и даже есть пара раненых из рядов полицейских, но их своевременно госпитализировали. С появлением про-героя служивые торопливо сворачиваются, расчищая место для боя. Хороший бой — тот, который не случился, но это не для сегодняшнего случая. По нему даже пытаются стрелять, но явно наугад и вслепую, так что выходит не слишком удачно.
— Проанализируйте это. Я хочу знать, откуда у этих отбросов оружие и кто поставляет им боеприпасы.
Передоверяя улику коллегам, Эндевор распрямляется во весь рост и зычно требует:
— Сдавайтесь. Если не выйдете в течении пяти минут, я вас всех как следует поджарю.
Кто-то волнуется рядом, внутри же заложники. Над местом действия уже стрекочет вертолёт с логотипом новостного канала. Сильный луч прожектора, что только что установили позади защитных баррикад, светит точно в окна чужого убежища. Неплохо, кстати, парням внутри наверняка ничего не видно от слепящего света, а вот снаружи каждый из них просматривается, как на ладони.
— Четыре!
Энджи предупреждает, а сам следит. Сложив руки на груди, он не двигается с места и стоит прямо напротив входа. Словно неуязвим, словно непобедим. Возможно, все настолько в это верят, что даже не пытаются всерьез ему навредить.
— Три!
— У нас заложники! Мы будем стрелять, — булькает в приоткрытое окно изнутри.
— Конечно. Убейте их, и тогда уже ничего не помешает мне зажарить вас прямо внутри помещения.
Кажется, переговоры заходят в тупик. Неприятели молчат, напряженно затаившись, просчитывая свои стремительно уменьшающиеся шансы на успехи. Эндевор следит за временем. Торговаться он не любит и не умеет, и если бы не заложники — уже давно бушевал бы внутри, невзирая на нелегальные огнестрелы.
— Два.
Он делает шаг навстречу автоматическим раздвижным дверям. Из приоткрытого окна бьет очередь, высекая крошево в опасной близости от ног. Не попал, возможно и не старался. Негодяи внутри магазинчика слишком напуганы, чтобы атаковать всерьез.
Эндевор делает глубокий вздох, будто готовится к прыжку в чёрную глубину — и делает новый широкий шаг. На этот раз автомат молчит, внутри помещения заметная паника.
«Пора!»
Огненный герой врывается внутрь, а дальше все происходит, как и обычно. Крики, атаки, сражения становятся частью его обыденной жизни и уже не воспринимаются чем-то особенным. Он просто делает то же, что и обычно. Ко всему прочему, неприятель довольно слаб, так что трагедии не случается и все заканчивается даже быстрее привычного.
Спасённые заложники выпархивать из разбитых в процессе битвы дверей магазинчика и спешат подальше, в надежные руки медиков и полицейских. Эндевор выволакивает одного из негодяев за шкирку и швыряет под ноги представителям закона, остальных найдут самостоятельно, они все ещё внутри и деваться им некуда.
Вертолёт стрекочет ближе. Луч от прожектора направляют к месту съемок. Теперь от яркого света глаза слезятся у всех, даже у Энджи, но он стоически переносит тяготы славы. Сложив руки на груди в замок, коротко отвечает восторженным вопросам корреспондента и держится уверенно, ведь никто не должен знать, что даже герои устают.
— Заканчивайте здесь, — оставляет наказ помощникам и утрамбовывается внутрь автомобиля. Вместе с захлопнутой дверцей исчезают и звуки улицы: суета, голоса, стрекот лопастей. Машина едет быстро и ровно, внутри отличная звукоизоляция, так что Энджи почти успевает задремать.
Дома очень тихо, хотя это и неудивительно — ночь в самом разгаре. Мужчина на ходу стягивает форму и размышляет лишь о том, хватает ли ему сил принять душ после суетной миссии или лучше сразу рухнуть досыпать. Наверное, он все же предпочтёт второе, так что медленно тащится к своей комнате, когда замечает на полу оброненный детский носочек. Ничего особенного для дома с тремя детьми, конечно, но что-то в этом чудится ненормальным.
Энджи останавливается, наполовину стянув верхнюю часть униформы, и бессмысленно пялится на носок. Почему он лежит посреди коридора? Один? Ночью? Рей всегда довольно щепетильна к подобным мелочам.
Нужно просто оставить это до утра и отправиться спать. Но Энджи подсознательно, интуитивно ощущает неладное. Ступает ближе и присаживается на колено, медлит, но все же берет носок в руки. Чуть растирает в пальцах, чтобы ощутить структуру материала. Мягкий, свежий, стиранный, не ношенный. Лежит посреди коридора. И это выглядит все страннее с каждой секундой, что он об этом думает.
Уборка, конечно, не его ума дело. Но мужчина выпрямляется и несёт носок в ладони, чтобы оставить в комнате сына. Внутри горит свет и постель пустая. Энджи стоит на пороге и не может понять, что именно так сильно его тревожит. Возможно, Тоя проснулся от голода и сейчас копается в холодильнике в поисках позднего ужина или слишком раннего завтрака? Нужно найти его. Гонимый инстинктом ищейки, он рыщет по дому, но только чтобы убедиться воочию, что другие комнаты тоже пусты. Ни девчонки, ни второго мальчишки. На кухне или в ванной также никого нет. Энджи даже выглядывает в сад, чтобы убедиться, что ребятня не ловит светлячков в столь поздний час.
Рей.
Где их мать? Возможно, у неё есть ответы.
С каждым шагом настроение портится все сильнее. Виски наливаются свинцом и в затылке горячо пульсирует. Энджи уже догадывается о том, что здесь произошло, успевает сложить дважды два, но все равно упрямо добирается до комнаты жены и рывком распахивает седзи.
Внутри горит свет и постель смята, дверцы шкафа распахнуты, она явно собиралась в спешке. Не планировала этого заранее? Действовала импульсивно? Не думал, что она вообще когда-либо решится на подобную глупость.
Пламя яростно бьется перед глазами и вокруг него, застилая обзор, мешая трезво оглядеться, голодно лижет стены и поверхности, и у него никак не получается это контролировать. Да и зачем? Больше всего на свете ему хочется сжечь здесь все дотла, чтобы не осталось ни малейшего напоминания о ее предательстве.
Как она вообще могла? Как она посмела?! Поступить с ним так. Сбежать в ночи, прихватив его детей, нарушая его правила, пороча его фамилию и оскверняя всевозможные семейные ценности.
Отношения у них никогда не были гладкими, конечно, но — чтобы вот так? Эндевор ощущает себя униженным, такой позор недопустим в его семье, и очень скоро он поможет супруге это осознать лучше.
Выходя на крыльцо, мужчина ждёт. Знает, что они вернутся. Им некуда идти. Рей наверняка побежит к своим родителям, но кое-что с ее отцом у них общее: понятие чести и достоинства. Тот никогда не примет ее назад в дом при живом муже, и Энджи это знает.
Даже спокойно переодевается в домашнее кимоно и, сложив руки на груди, спокойно ожидает у дверей, только огонь все ещё яростно пламенеет, образуя целое зарево над опустевшим домом.
Отредактировано Todoroki Enji (2020-07-31 18:03:50)
Поделиться42020-08-15 18:51:54
Наверное, остановись она хотя бы на пару минут, чтобы обдумать то, что собирается сделать, она бы никогда не решилась на подобное. Наверняка нашла бы с десяток причин, почему этого не стоило делать. От простого и тоскливого - у тебя больше никого нет, до пугающего - с его деньгами и властью он заберет твоих детей. Но когда первый безрассудный шаг сделан, Рей лишь приходится себя успокаивать - все обязательно будет хорошо, она поступает правильно, им всем это просто необходимо. Договориться с Энджи становилось невозможным, он вспыхивал по любому пустяку, раздражался от любого слова, он... словно стал тяготиться собственной семьей. Они стали для него не опорой и тихой гаванью, а обузой и очередным препятствием в его светлое будущее. И это то, что Рей особенно расстраивало - он смотрел вперед и видел там только себя. Свою славу, свою мечту, свои удовлетворенные амбиции. И рядом с ним не оставалось места для детей и жены, в какой-то момент они превратились в не самые прочные ступеньки ко всему этому, и он вряд ли бы обернулся, когда бы все же прошелся по ним до самой вершины. Рей не хотела допускать подобного, она отчего-то верила, что спасает своим поступком не только себя и детей, но и самого Энджи. Может, он задумается? Может, он будет готов на диалог? Может быть, он услышит это ее молчаливое отчаяние, которое только может толкнуть женщину на побег из собственного дома? Ему бы на мгновение остановиться, хорошенько обдумать, что в жизни самое главное, но у него этого не выходит. И у нее, впрочем, тоже. Она все же оказалась не лучшей женой для героя, и этим побегом определенно тоже не стоило гордиться. Но Рей просто не знает, что еще ей нужно было сделать, как спастись и спасти, как заставить слушать того, кто на твой зов оборачивается через раз. Она действовала импульсивно. Но, наверное, по иному уже просто и не смогла бы.
Когда они подъезжают к дому ее семьи, на улице все еще глубокая ночь, поездка едва заняла полчаса. Дети тихо сопят в ее руках, и ей искренне жаль, что приходится в который раз поднимать их и тащить, полусонных и растерянных, к дверям когда-то родного дома. Рей не замечает, как ее почти потряхивает от страха и переживаний, и она излишне громко, почти нервно, давит на звонок, а после и стучит в запертую дверь. Родители определенно спали в подобное время, но это последнее, что сейчас ее беспокоит. Ей так хочется верить, что ей не откажут в приюте, что отец вернет ей покровительство и позволит остаться - она ведь бежала не из-за каприза и дурного нрава, она как никогда нуждалась в понимании и защите. Ну разве родители откажут? Разве же не помогут в трудную минуту? Мама ведь знает, она ведь все знает...
- Рей?
Голос отца хоть и сонный, но в нем уже звучат недовольные нотки. Старшие дети жмутся к материнским ногам - они почти не знают собственных бабушку с дедушкой, а потому не спешат с радостными объятиями. Рей гладит их по очереди по голове, перехватывая спящего Нацу поудобнее, стараясь не разбудить. Смотрит испуганно, измученно и просяще.
- Я не могу, пап... Я там больше не могу. Энджи, он... Пожалуйста, мы хотим вернуться домой, - Рей не знает, как и что ей надо говорить. Она отчего-то верит, что родные поймут не и так. За спиной отца появляется мать, но она не спешит пригласить войти и смотрит настороженно, едва заметно отрицательно качая головой. И это выбивает почву из-под ног.
- У тебя уже есть дом, Рей, - голос отца теперь жёсткий, холодный. Он смотрит с осуждением, даже с едва сдерживаемым раздражением. Человек старых традиций не позволяет своей дочери и своим внукам даже переступить порог. Он не желает знать, что происходит в другой семье, он человек чести - принимать в дом сбежавшую чужую жену просто унизительно. - Не позорь меня и Тодороки-сана. Как ты вообще до такого додумалась? Втянула в это детей! На его месте я бы погнал тебя прочь, проучил как следует. Носить такую фамилию, и сбегать от уважаемого мужа в ночь, постыдилась бы!
- Но, пап...
- Уходи сейчас же. Возвращайся к мужу и проси прощения. И если он будет достаточно милостив, то позволит и дальше жить под одной с ним крышей и воспитывать его детей. И не смей больше творить подобные глупости, ты позоришь и нас тоже.
- Он же бьет твою дочь... - это звучит почти жалко, но какая уже разница? Она пришла к единственным родным людям за помощью, она просила укрыть ее и дать хоть немного времени, чтобы передохнут от творящегося безумия. Ей нужна банальная поддержка, необходимо понять, что она не заслужила того, что происходит, что все можно исправить, что все будет хорошо... Отчего же ее гонят от родного порога?
- Значит, дочь заслужила, - отрезает отец и даже отступает на шаг, показательно положив ладонь на дверь. Он не желает ее здесь видеть, он закрывает глаза на то, как отчаянно она в нем нуждается, потому что он отдал ее в другую семью, и теперь не обязан нести за нее ответсвенность. Более того, и не может - он получил хорошее вознаграждение, сделка была честной и оформленной по всем правилам. Просто женщинам всегда хочется все испортить.
- Мама?.. - последней попыткой зовет, старается заглянуть ей в глаза. Ну разве материнское сердце может смотреть на слезы своего ребенка и отворачиваться? Она же просит о столь малом, но... Женщина напротив поспешно отводит взгляд, кутается в кимоно и едва слышно произносит: "Холодно. Закрой двери". Они не обращают внимания на маленьких детей, даже не удостаивают их взглядом, и от этого лишь больнее. Рей просто не понимает, как можно быть настолько черствыми и бессердечными.
- Пожалуйста, пусть у вас поживут хотя бы внуки, совсем немного, я... - договорить не успевает. Дверь с громким хлопком закрывается перед ее носом, и сонное поместье снова погружается в тишину. Рей не может поверить, что это действительно происходит, смотрит на темное дерево перед собой и просто не может сделать и шага, пока маленький Тоя не дергает ее аккуратно за руку.
- Не плачь, ма... Может, мы придем в гости утром? - он такой по-детски наивный, хороший, уже самый настоящий маленький мужчина. Рей улыбается сквозь слезы, но кивает - конечно. Они вернутся сюда в более подходящее время, тогда, может быть, у бабушки с дедушкой найдется время поиграть с ними...
Часть дороги домой выпадает из памяти Рей. Она потерянно смотрит в окно и даже не понимает, где они едут. Машинально оглаживает детей, даже что-то тихо напевает себе под нос, немигающим взглядом наблюдая за проплывающим за окном пейзажем. И только на полпути вдруг будто просыпается. Кусает бледные губы и просит водителя поспешить. Если все сложится удачно, она успеет вернуться до того, как Эндевор закончит свою ночную вылазку. Он даже не заметит, что они отсутствовали, никогда не узнает об ее импульсивном поступке, у него не будет повода вновь злиться и выплескивать свою ярость внутри семьи. Им бы только успеть! Им бы только опередить его хотя бы на несколько минут! Рей с такой надеждой всматривается в окно, что еще издалека замечает огненное зарево над поместьем Тодороки. И сердце тут же ухает вниз, замирая и словно бы даже переставая биться.
Опоздала, опоздала, опоздала!
Внутри нее зарождается такой страх, что ее трясет только от одной мысли увидеть сейчас собственного мужа. Она едва сдерживает трусливый позыв попросить водителя развернуться и увести их прочь, все равно куда, потому что... Этого куда как раз и нет. Рей никто и звать ее никак. Попытается и дальше с ним играть, ее поймают еще в самом городе, и тогда она не только попадет под горячую руку Эндевора, но и лишится собственных детей. Он не простит, если она попытается сейчас уехать из города. Он не позволит ей спрятать от него детей, которые носят его фамилию. Он... Рей не может даже представить, что ожидает ее, когда она выйдет из спасительного такси. Когда за ней закроется дверь, отрезая ее от остального мира, оставляя один на один с бушующим огнем. Она не справится, никогда не справлялась...
Когда Рей опускает ноги на землю, то у нее не сразу получается встать. Она глубоко дышит, дает себе пару мгновений на то, чтобы хоть немного взять себя в руки. Дети уже откровенно хныкают, они устали от внезапной короткой поездки, и им совершенно нет дела до бледной матери или полыхающего зарева - они живут к семье героя, чему им тут поражаться? Только Тоя вдруг крепче сжимает ее ладонь, исподлобья смотря на замершую у крыльца фигуру отца. Он смотрит непривычно серьезно, так по-взрослому, и Рей очень стыдно за то, что она позволяет себе быть слабее собственного сына. Она поглаживает по его руке и кидает ободряющую улыбку - все хорошо. Несмотря на то, что они снова здесь, все обязательно будет хорошо. Их никто не обидит, в этом доме только она должна принимать огонь на себя.
- Мы идем спать. Маленькое приключение закончено, - шепчет так, чтобы муж не услышал. А после все же вынужденно шагает ему навстречу, удивляясь тому, что коленки еще не подогнулись. Рей будто тоже не замечает горячего воздуха и потрескивающего дерева, она идет точно к нему, прислушиваясь к звону в своей голове. Ей так страшно, как же ей отчаянно страшно...
- Я уложу детей, - голос удивительно спокойный, тихий. Она даже скользит взглядом по лицу напротив, держится ровно и не сбивается с шага, когда проходит мимо. С ровной спиной идет по длинным коридорам поместья, краем глаза замечая, что в проеме своей комнаты все потонуло в черном цвете от случившейся вспышки чужой злости. Но все, что она может себе позволить, это неслышно сбито выдохнуть - дети не должны видеть ее страха и уж тем более чувствовать его. Их ждет крепкий долгий сон, возможно, они никогда в жизни этого не вспомнят. Наверное, будет хорошо, если ночь сотрет эти размытые воспоминания, чтобы в памяти не отложилось, как мама пыталась сбежать от отца...
- Спокойной ночи, милые... - Рей не знает, зачем укладывает их в одной комнате, самой дальней, где теперь оборудована комната для младшего. Скорее всего, подсознательно понимает, что Эндевор не сдержится, и она очень не хочет, чтобы они слышали хоть что-то. Будь то незначительная ссора или звук глухой пощечины. Она так глупо, неловко и почти нелепо пытается их уберечь, уверяя себя, что они не заметят, не услышат, не поймут, что почти сама в это верит. И, разумеется, как и сотни женщин до нее верит, что однажды все вдруг изменится. Вот так по щелчку, будто ничего и не было. Жаль, что этот переключатель определенно не сработает в эту ночь...
Рей не задерживается в детской, прекрасно осознает, что каждое мгновение вне взора супруга - это лишь очередная сухая ветка в его костер раздражения и слепой злости. Она возвращается назад, с тихим шуршанием раскрывая сёдзи и замирая за чужой спиной. Ничего не говорит, потому что здесь... просто нечего сказать. Он знает ее слишком хорошо, читает как раскрытую книгу, юлить или обманывать - еще больше зарывать саму себя. И она просто стоит, старательно следя за собственными руками, чтобы не сжимать кулаки или не теребить одежду. Ее почти тошнит от тихой паники, она облизывает пересохшие губы и старательно изучает взглядом пол. Теперь, когда она снова в доме Тодороки, когда она в который раз вынуждена признавать, в чьей власти находится, Рей понимает, что боится не только очередной оплеухи или оскорбительных слов, ее холодит от одной только мысли, что Эндевор не позволит ей больше видеть детей. В такие моменты она искренне верит, что в его власти не только она и это заколдованное поместье, а всё и все, что стоит ему только захотеть... Он может лишить ее всего. Потому что она оскорбила его своей выходкой. Потому что... Рей стоило бы запомнить, что она себе - не принадлежит.
Поделиться52020-08-18 23:29:40
Ждать приходится не так и долго. К воротам вскоре подъезжает желтая машина такси и замирает. Урчит мотором, не гасит фары. Никто не выходит, но Энджи нутром чует запах предательства: вернулись.
В груди бушует настоящий огненный смерч, но в голове, напротив, штиль. Ему не нужно обдумывать ситуацию и искать причины с объяснениями, все понятно и без того. Маленькое ночное приключение заканчивается скоропостижной неудачей, побег не удался. На их несчастье, он вернулся с работы раньше, чем они успели скрыть следы преступления. Энджи иррационально зол на все семейство разом, даже на детей, даже на младшего, который наверняка был лишь жертвой чужих планов. Но Рей держит его в руках, и Нацуо тоже автоматически является соучастником.
Они выбирается из салона машины медленно, обреченно плетутся навстречу. В затылке печёт от нестерпимой ярости, Энджи готов раздать по заслугам прямо на пороге, лишь стоит хотя бы одному из них хоть немного его спровоцировать, но дети ведут себя тихо и жена держится спокойно. Похоже, будто они просто отлучались покататься, но он знает, что это не так. Чувствует, ощущает, как они все пытались оставить его. И ненавидит их за это лишь сильнее.
— Я буду у себя в кабинете.
Коротко сообщает о месте встречи и, пропустив их мимо, тоже входит в дом. Тщательно запирает дверь, будто отрезая все пути к отступлению. Сегодня отсюда больше никто не выйдет.
Никто и никогда не покинет этот дом, пока Энджи так не решит.
Он в самом деле даёт супруге немного времени. Поднимается в свой кабинет и замирает каменным изваянием за письменный столом в глубоком объемном кресле. Не зажигает свет, но здесь и без того ярко от бьющегося над плечами пламени.
В голове все ещё нет ни одной внятной мысли, все его естество сейчас одна большая злость. Он так много им даёт и так сильно старается, чтобы — что? — получить нож в спину.
Энджи не хочет понимать, даже не пытается. Он не видит реальных поводов для побега, не может придумать причину даже если сильно пожелает. Ему в страшном сне не приснится подобное развитие ситуации. Это неуважение. Это предательство. Это недопустимо и непозволительно для любого Тодороки.
Впрочем, он рад, что они вернулись. Потому что если бы нет, все было бы гораздо хуже. Ему не потребовалось бы много времени на поиски, уже завтра к обеду беглецы были бы возвращены восвояси. И Энджи не знает, что сделал бы с ними в таком случае.
Но сейчас — все не так и плохо. Он смеет надеяться, что жена с детьми выучили этот урок.
В коридоре, наконец, рождаются тихие шаги. Рей просачивается в кабинет бледным призраком, смотрит в пол и держит руки соединенными. Она такая тихая и покорная, что в голову не придет мысль о ее бунтарстве. Примерная супруга, любящая мать, старательная домохозяйка. Что может сподвигнуть женщину влиятельного мужчины так спешно бежать в ночь с детьми, оставляя на полу случайные вещи?
Энджи терзает ее внимательным взглядом. Очень долго молчит, сцепив пальцы у лица в замок. Ему просто нечего сказать, более того — он не желает слушать оправдания. Да и что она станет говорить? Соврёт про важный приём в больнице, про позднюю поездку к родителям, что угодно ещё? Момент упущен, он уже не поверит ни в один из вариантов, потому что во всей ее позе, во всем ее виде нескончаемая вина.
И покорность, что немного смягчает его ярость.
Похоже, Рей осознаёт, что едва не натворила, и ему это нравится. Он даже готов проявить милосердие. После заслуженного наказания, конечно же.
— Я был добр и щедр к тебе. Но вот что ты сделала.
Энджи качает головой. С упреком, с осуждением более сильного. Он чувствует свою правоту и свою власть, он всесилен в этом доме. И он может наказать эту женщину с ее детьми как только захочет, никто ему и слова поперёк не скажет.
А их нужно воспитывать, очевидно. Глупые, слабые, безвольные. Только с его контролем эта семья может чего-то достичь и добиться, и он не снимет ежовых рукавиц до тех самых пор, пока это будет необходимым. Это его ноша, это его крест, который он будет нести не только ради себя и своего статуса, но и всей их чертовой семейки.
— Надеюсь, ты понимаешь, что я вынужден.
Что именно «вынужден», Энджи не заканчивает. Поднимается из кресла резко и неудержимо, заставляя женщину сделать испуганный шаг назад. Возвышается над ней, так что на его фоне она словно тает, делается все меньше и слабее.
Он вскидывает руку — но не для удара. Вцепляется в тонкое запястье сильными пальцами и до скрипа сжимает.
«Я привью тебе дисциплину, заставлю запомнить и больше никогда не повторять.»
Энджи дергает за запястье и тащит Рей за собой. Она лёгкая, слабая, даже если бы она сопротивлялась, он бы этого не заметил. Сурово топоча, волочит ее через весь дом, будто щенка на поводке, и зашвыривает внутрь обугленной комнаты, что некогда была ее уютным и безопасным уголком. С силой отталкивает, но так, чтобы она сразу поджала ноги и упала на грязный футон. Вот где ее место, и поза покорной смиренности ей к лицу.
Опалённые седзи едва держатся, но ему удаётся захлопнуть их за собой. Света остаётся очень мало, только вокруг лица вьются огненные всполохи. В доме тихо-тихо, даже если дети до сих пор не спят, то не рискуют выбираться из своей комнаты. Под окном что-то мерно стрекочет, и где-то вдали глухо щёлкает бамбуковая палочка, переполненная водой, отсчитывая минуты. Время неудержимо бежит вперёд, и мир продолжает двигаться невзирая ни на что.
Придерживая полы короткого домашнего кимоно, Энджи опускается на колени и придвигается к жене вплотную. Подхватывает ладонями под бёдра и грубо дергает на себя, не отводя взгляда. Это не акт любви, это проявление силы. Он не испытывает никаких эмоций на этот счёт, просто собирается сделать это, чтобы указать ей на место и функцию в этом доме. Ей не нужно любить его, но нужно подчиняться. Ей не обязательно быть со всем согласной, достаточно выполнять правила. Она здесь для того, чтобы быть в его распоряжении как супруга, когда ему это требуется, и как мать для детей в любое другое оставшееся время. И прямо сейчас ей следует понять одну простую вещь: в этом доме все подчиняется лишь воле Тодороки, она, дети, само время и пространство.
Поделиться62020-08-21 10:15:59
Рей хочется провалиться сквозь землю. Она стоит посреди кабинета под пристальным чужим взглядом и чувствует себя загнанной в ловушку. Впрочем... так оно и есть. И она все еще не понимает, как ее жизнь докатилась до подобного. Все ведь было... нормально. Ведь было? И эти уже ненавистные сливы, и его короткое неуклюжее ухаживание, и традиционная красивая свадьба, и совместные теплые вечера, свежие цветы в их общей комнате и его искренняя, не наигранная радость от первых двух полосок на тесте. Они были хорошей семьей, были счастливы, пусть и по-своему. Она не обижалась на его частое молчание, с пониманием относилась к каждой отлучке, гордилась и так искренне переживала, чтобы с ним все было хорошо. Верила, знала, что геройская жизнь могла его ожесточить, сделать хмурым и вечно чуть напряженным, но ведь он делал хорошее дело. И дома его никогда не ждала недовольная жена, всегда был накрыт ужин, она ожидала его возвращения, даже если приходилось провести у окна всю ночь. Ни одного косого взгляда, ни одного недовольного слова он не слышал за годы их совместной жизни. Так... как они оказались сейчас здесь, в этой комнате, такие далекие и почти чужие друг другу?..
Рей все еще не говорит ни слова. Сжимается сильнее на чужой голос, но упрямо молчит. Любое слово сейчас спровоцирует огненный шторм, а она и так уже сделала достаточно, чтобы еще больше распалять гнев мужа. Когда-то она искренне верила, что в семье можно говорить обо всем. Что на упрек супруга она могла бы мягко возразить - "Щедростью не заменить внимания и заботы", и он бы даже услышал. Но сейчас она боится лишний раз двинуться или поднять взгляд, у нее уже кружится голова от обжигающего воздуха, она физически ощущает его давление и силу, которую он показательно демонстрирует. Рей уже даже хочет, чтобы он ее ударил. Лишь бы все это закончилось.
И все же когда он встает, женщина рефлекторно подается назад. Сбивается на частое дыхание и буквально чувствует, как сердце готово выпрыгнуть из груди. Она зажмуривается, ожидая удара, но вместо этого чувствует, как Эндевор дергает ее куда-то за запястье, заставляя следовать за собой. И от этого становится лишь страшнее. Человек способен привыкнуть к любым реакциям, научиться жить, избегая острых углов и чужого недовольства, мириться с тычками и ударами, но неизвестность... это хуже всего. Она не может понять, чего ожидать именно сегодня, что именно он вынужден сделать, и у нее подкашиваются ноги, когда мужчина тащит ее по длинному коридору. Рей вряд ли могла бы сама сейчас сделать и пары шагов, она волочится за ним как срезанная с веревок марионетка, не имея ни возможности, ни права сопротивляться. Ей так хочется жалко просить - "Не надо", но она кусает губы, осознавая, что любое сказанное слово сделает лишь хуже. Ей надо просто это пережить, это всего лишь наказание, он лишь хочет ее проучить. И она уговаривает себя - потерпи, потерпи, потерпи. Хотя и не представляет, чего ждать за обгорелыми седзи собственной комнаты.
Внутри - оставшееся ничего. Рей не успевает толком ничего рассмотреть, но оно и не нужно. И так понятно - Эндевор спалил все в приступе ярости и сейчас швыряет ее в самый центр, показывая, что она натворила. Это ведь она своим поступком его вынудила, заставила, подтолкнула... Женщина ежится под пристальным взглядом и поджимает к себе ноги, понимая, насколько выделяется сейчас на фоне обгорелых стен. Она... как бельмо на его глазу, бледная тень его единственной, но такой ощутимой неудачи - созданной не с той семьи. У нее не получилось стать достойной, но она все равно не ждет того, что он сделает.
Когда Эндевор опускается рядом с ней на колени, она почти перестает дышать. Отчего-то хочется просто взвыть от отчаяния, потому что все это так давит, что она бьется внутри собственного тела загнанным зверем. Облизывает нервно пересохшие губы и через секунду падает от грубого рывка, пачкаясь в саже и теряя на мгновение связь с реальностью. Он же не может?..
Рей распахивает в удивлении глаза и невольно несколько раз отрицательно мотает головой - нет, нет, нет. Так не должно быть, это неправильно, это за гранью. Пропадает даже страх, она настолько шокирована его действиями, настолько растеряна, что даже не пытается защищаться. Или что-то сказать, сделать, в конце концов. Она смотрит в его лицо с нескрываемым ужасом, но почти сразу выгибается от волны боли. Удивительно, как молчаливы мы можем быть, когда ситуация вынуждает. Рей давится криком, вскидывает руку к лицу и впивается зубами в собственное запястье, выдавая себя лишь сбитым выдохом. В голове стреляет вернувшимся страхом, но уже иным - дети не должны услышать, не должны проснуться, ни звука не должно долететь до их комнаты. Она жмурится, сжимая зубы крепче, ощущая на языке стальной привкус собственной крови. Едва не задыхается от слез, давясь своей растоптанной гордостью и обращенными в пепел остатками самоуважения. Он растоптал ее окончательно. Доломал, как надоевшую дорогую игрушку, которую и сохранить-то нужно, потому что так говорят правила приличия. Сейчас ей кажется, что в нем чувств - ни на грамм. Несмотря на его огненную натуру, он холоден, будто глыба льда, поступает так, как никто не должен, делает то, от чего внутри все сворачивается в один болезненный комок, и ей хочется заплакать как в детстве - навзрыд, в голос, чтобы он уже услышал, чтобы остановился и больше никогда... Но она даже не всхлипывает. Отворачивается, прижимаясь щекой к остаткам футона, жмурится, ощущая, как становится мокрым лицо от слез, и упрямо молчит. Эндевор выбивает из нее остатки тепла, не замечая, как она рассыпается в его руках, боясь даже попросить остановиться. Для него не происходит ничего из ряда вон. Он лишь помечает свои территории и доказывает право главы. Вот и все.
Когда все заканчивается, Рей продолжает лежать на полу, осматривая одну из черных стен. В голове так звеняще пусто, что она даже не шевелится. Она сейчас такая же, как и эта комната - за внешним фасадом лишь обгорелые угольки от чего-то ценного и такого своего. Тщательно выжженный пустырь, определенно дело рук настоящего мастера. Эндевор без жалости расправлялся со своими врагами, а после прошелся испепеляющим огнем и по собственной семье. Это она допустила... Женщина - хранительница семейного очага. А она умудрилась довести его до пожара. И все равно не получается проговорить себе - ты все это заслужила. Ей не хватает храбрости даже на это. Признать, что она это просто до-пус-ти-ла.
Сколько прошло времени, Рей не понимает. В какой-то момент она дергается, будто сломанная кукла, поднимаясь на ноги. Глубоко выдыхает, давая себе пару мгновений, а после все же заставляет сделать себя шаг. Еще. И еще один. Ей отчаянно хочется смыть с себя эту гарь и въевшийся под кожу запах насилия. Она натирает свою кожу, пока та не начинает гореть, отдаваясь болезненной пульсацией на прикосновения мягкого полотенца. Она не возвращается в ту комнату, и вряд ли уже когда-нибудь заставит себя это сделать, прячась в одной из гостевых комнат, отчего-то притаившись в темном углу. Ей кажется, Эндевор может передумать. Ей кажется, он может захотеть преподать ей еще один урок, и она не выбирается из укрытия, пока не наступает утро. Больше она не может себе позволить прятаться и лелеять собственную никчемность. В этом доме она все еще кое-кому нужна.
Рей встречает детей утром на кухне с улыбкой. Маленький Нацуо уже вовсю насасывает свою бутылочку, а она заканчивает готовку, привычно напевая себе под нос незатейливый мотив. В воздухе приятно пахнет ванильными блинчиками и молочным чаем, на каждой детской тарелке веселая мордочка, выложенная свежими ягодами, а во главе стола уже накрыт традиционный сытный завтрак для супруга. Кажется, что ничего не произошло, их хоть сейчас на рекламный снимок - "Идеальный завтрак для героя - в кругу семьи и с молоком Меиджи". Тщательно затушированное фото, на котором не увидишь спаленную в ночном безумии комнату или неестественную улыбку молодой жены. Прекрасный фасад, за которым можно спрятать все, что только душе угодно. Рей прекрасно усвоила урок, ей как никогда указали на ее роль в этом театре одного актера - молчи, принимай все как данное, не смей даже мыслить о том, что ты можешь покинуть этот дом. Стой, где велено. Улыбайся, когда велено. Делай то, что тебе велено. И не мешайся под ногами. Правила ведь совсем простые: шаг вправо, шаг влево - уже непозволительная роскошь. Ей выделено крошечное пространство внутри целого поместья, где она может свободно дышать. И еще меньше времени, когда это возможно. И все это крутится только вокруг ее детей - разве же она не справится со всем этим ради них? Какая все это мелочь за право быть рядом с ними, воспитывать их, любить их, жить ими... Это ее маленький мир, куда Эндевор не заберется. Он не отберет то единственное, что осталось ей дорого.
- Ма, что с твоей рукой? - Фуюми кривит губки, тыкая пальчиком в бинт на ее руке. И простое детское любопытство разбивает ее вдребезги. На миг ей кажется, что она покрылась трещинами и осыпалась на светлый пол, будто тонкий фарфор. Она замирает на мгновение с приклеенной улыбкой, но почти сразу мотает головой, заставляя себя сконцентрироваться на том, что важно. Они. Только они важны. Она их не подведет.
- Я так увлеклась блинчиками, что обожглась о сковородку. Такая неловкая, - она треплет девочку по голове и кивает настороженному Тое. Тот колеблется пару мгновений, а после принимает ответ и все же усаживается за стол, нетерпеливо ерзая по стулу. Обычно они едят всегда одни, за редкими исключениями, когда глава семейства все же дома. И они, как и положено, дожидаются его, лишь после этого приступая к завтраку. Рей старается не смотреть на мужа, увлеченная тремя детьми за столом. Она даже смеется, когда Фуюми буквально заливает свои блинчики шоколадным соусом, помогает Нацу справится с детской вилкой и подкладывает Тое добавки, когда он косится на общую тарелку. Она понимает, что игнорировать мужа - это спровоцировать его на очередной взрыв, а потому все же ухаживает за ним - убирает вовремя тарелки, подливает горячий чай и тихо уточняет, все ли было хорошо. Рей не замечает, как иногда подрагивают ее пальцы, она надеется, что справляется хорошо, что ему будет достаточно показательной покорности. Ему ведь нужно именно это - ничто не должно пошатнуть его позиции, в этом доме всё и все должны подчиняться его правилам, а послушание - основа основ. И раз он не отбрасывает раздраженно стул, значит, у нее получается.
Они стоят у двери, семейной делегацией провожая Тодороки-старшего на работу. Сегодня показательно-идеальное утро, и Рей неловко, что дети участвуют в этом, хотя наверняка еще слишком маленькие, чтобы замечать пренебрежительный взгляд отца. Для них это маленький ритуал, принятый в каждом доме, но так редко случающийся у них. И они довольно тянут: «Постарайся, папа, и возвращайся скорее». Держатся чуть за спиной Рей, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу - им хочется уже сорваться играть, и они совершенно еще не умеют скрывать свои эмоции.
Когда за Эндевором закрывается дверь, Рей глубоко вдыхает и выдыхает. Она не знает, насколько ее хватит, она и помыслить не могла, что однажды ее дом станет тюрьмой, что она будет бояться собственного мужа, какая ирония, словно огня. Она лишь надеется, что у нее хватит сил - не ради себя, а ради детей. Они заслужили покой в доме, заботливую мать и образ отца-героя. Рей не знает, как долго продержится этот театр, но она... будет стараться. Это все, что ей остается.
- Эй, поиграем в саду? - женщина оборачивается к детям уже с улыбкой. Нет усталости на лице или налета тоски, все это покрывается инеем где-то внутри, замирает кусками вечного льда в груди, сдавливая и мешая дышать. Но это тоже - неважно. Пока она может наблюдать за тем, как дети растут на ее глазах и под ее присмотром, она готова к любому пожару. Так ей кажется.