Рей не знает, когда все пошло не так. С какого момента все начало портиться, просто покатилось по наклонной, а у нее совершенно не получалось остановить этот накопленный ком проблем, который грозил похоронить под собой их брак. Часто думает об этом, но не может вспомнить тот момент, когда слепая влюбленность в своего мужа стала подтачиваться неосознанным страхом перед его взрывным характером и приобретенной жесткосердечностью. Когда вдруг в собственном доме стало неуютно находиться, когда каждый шаг приходилось делать с оглядкой и следить, следить, следить за всем, что она говорит. Но ей казалось, они справятся. Она справится. У них же семья, трое еще совсем маленьких детей, младшему пару месяцев назад только исполнилось два года. Она была женщиной, супругой, и искренне верила, что недостаточно старается, что это она не справляется с ролью хранительницы очага, что это она - причина дурного нрава и раздражения мужа. И она бы продолжала стараться. Но сердце болело с каждым днем все сильнее. Не за себя. За детей.

- Почему ты не зовешь их по именам? - Рей сама не понимает, как решается задать ему этот вопрос. Смотрит на высыпавших на задний двор детей, которых минутой раньше глава семейства выгнал из гостиной, чтобы не мешались и не шумели в доме. Он смотрел на них так странно, будто... совсем сквозь, и это пощечиной ударило по матери. Они же - его кровь, они - его продолжение. А он лишь пренебрежительно кинул: "Уведи это отсюда".
Она даже не успевает обернуться, а позади нее все опаляет чужой яростью. Эндевор стоит посреди комнаты, пылая в своем праведном гневе, заставляя жену испуганно зажиматься в угол, лишь бы не обжег, не навредил, не заметив этого за пеленой собственного раздражения.
- Не смей мне указывать. Ты меня поняла? - он делает всего несколько тяжелых шагов, а ее будто волной жара прижимает к стене, заставляет сползти вниз спиной и поджать к себе колени, будто это может защитить. Он ее еще не бил. Но она чувствует это желание в чужом взгляде, замечает в нервно сжатом огромном кулаке. И послушно несколько раз кивает - поняла.

Рей здесь... не так плохо, верно? У них большой дом, россыпь любимых детей и обожаемый всем миром глава. Рей бы с этим справилась, пожалуй, если бы только он проявил снисходительность. И вновь - не к ней. К своим собственным детям. Но они продолжают жить будто в параллельных мирах, порой лишь случайно соприкасаясь на своем пути. Она давно живет в собственной комнате, молчаливо соглашаясь с редкими визитами мужа. Дети в столь нежном возрасте не пытаются привлечь внимания отца, повиснуть на нем или хоты бы обнять. Они считывают чужое отношение так быстро и четко, что от этого почти жутко. Вот Тоя носится по кругу, держа на плечах маленького Нацу, а Фуюми обеспокоенно бегает за ним, будто вторая мама, но стоит только услышать, как открывается входная дверь, и они все трое замирают, смотря немигающими глазами в темный зев коридора. Даже двухлетний Нацу. У Рей бегут мурашки по спине от этого зрелища, она чувствует ауру мужа даже сейчас, когда он проходит мимо, не замечая их, в свой кабинет. Она довлеет над ними, они подчиняются - одной его тени, и этой ночью она плачет, пряча лицо в подушку, потому что понимает - она делает со своими детьми что-то неправильное, так быть просто не должно.

- Тоя, милый, - она гладит старшего сына по голове. Тот хмурится и снова, и снова трет ладошкой под носом, шмыгая и поджимая губы. У него начались тренировки с отцом, и каждый раз он выходит из зала сам не свой. Рей не ищет в этом подвоха, она не верит в то, что Эндевор сделает что-то действительно плохое со своим ребенком, она старается списывать это на то, что шестилетний мальчик совсем не готов к упорным тренировкам вместо привычного бега с мячом по поляне.
- Он обижает тебя? - все же тихо спрашивает, обхватывая круглое личико ладонями и заглядывая в его глаза, так похожие на отцовские. Тоя сразу же яростно мотает головой, все же бурчит, что все хорошо, и Рей отчего-то верит. Пока однажды не видит слезы старшего сына. Не находит синяки на его руках и ногах. Она понимает, действительно понимает, что их ребенок пройдет через серьезные испытания, чтобы стать героем, что это не первые и не последние его синяки, что он получит на этом пути. И что, возможно, Эндевор делает это как раз ради того, чтобы в будущем он был сильнее, чтобы никогда не проиграл, чтобы просто выжил... Но все ее оправдания разбиваются об усталые глаза ее ребенка. И она снова позволяет себе дерзость.
- Пожалуйста, будь с ним мягче. Он выглядит таким хрупким... - она смотрит на мужа в отражении зеркала, когда он мрачной тенью возникает на пороге ее комнаты. И почти сразу все вокруг озаряется всполохами сердитого огня.
- Не смей указывать мне, как воспитывать сына! - он так легко взрывается, вспыхивает будто спичка. - Это твоя вина, что он так слаб! Угораздило же меня связаться с тобой!
Он щедро разбрасывает обидные слова, кидает ей под ноги несправедливые обвинения, и Рей искренне не понимает, чем заслужила подобное. И все равно старается унять бурю.
- Энджи-сан, пожалуйста... - она подходит ближе, она его не просит, заклинает. - Дай ему немного времени, ты же его сломаешь, он еще не готов!
Она хватает его за локоть и в следующее мгновение отлетает к стене от сильной пощечины. Эндевор бьет быстро, наотмашь, не задумываясь. И цедит, цедит свой яд, который облекает в слова.
- Еще раз попытаешься меня учить, и я за себя не ручаюсь.

Это становится нормой. Рей научилась подбирать слова и время для них, чтобы как можно реже попадаться под горячую руку. И все же в какой-то момент она понимает, что ходит по тонкому льду, что находится просто на грани. Проводит все свое время с детьми, пытаясь компенсировать им сразу обоих родителей, но в этом доме становится все темнее. Может, они еще не до конца это понимают. Может, они забудут весь этот кошмар, когда подрастут. Но ей так отчаянно не хочется, чтобы они продолжали расти на безразличии родного отца... И ей так отчаянно страшно, что  один из его ударов может оказаться последним. Потому что не рассчитал, потому что был слишком раздражен, потому что, потому что, потому что... Их накопилось слишком много, ей уже нечем дышать от красных флажков, расставленных по периметру собственной жизни. И, наверное, это должно было произойти. Когда тебя загоняют в угол, ты делаешь отчаянные вещи.
- Тоя, не засыпай, милый. Фуюми, давай, крошка, надевай плащик, - Рей поспешно собирает детей, все еще сама не веря в то, что решилась на подобное. У нее просто что-то щелкнуло в голове, когда Эндевор в ночь сорвался из дома на очередную битву. Она стояла посреди спящего дома и все, о чем могла думать, это - бежать, бежать, бежать. Она не собирала вещи, не планировала, она просто схватила документы, разбудила детей и вызвала такси. Они хныкают, засыпают на ходу, Тоя сонно интересуются, куда они едут в такой поздний час. А Рей лишь смотрит в окно на то, как отдаляется мрачный дом, как он исчезает за очередным поворотом, оставляя в своих стенах постыдные секреты одного из главных героев. И, как она надеется, оставляя и их беды, освобождая своих пленников, отпуская их из своих цепких лап.
- Все хорошо, Тоя, - она улыбается. Гладит головы детей, что лежат на ее коленях. - У вас все обязательно будет хорошо.

Наверное, остановись она хотя бы на пару минут, чтобы обдумать то, что собирается сделать, она бы никогда не решилась на подобное. Наверняка нашла бы с десяток причин, почему этого не стоило делать. От простого и тоскливого - у тебя больше никого нет, до пугающего - с его деньгами и властью он заберет твоих детей. Но когда первый безрассудный шаг сделан, Рей лишь приходится себя успокаивать - все обязательно будет хорошо, она поступает правильно, им всем это просто необходимо. Договориться с Энджи становилось невозможным, он вспыхивал по любому пустяку, раздражался от любого слова, он... словно стал тяготиться собственной семьей. Они стали для него не опорой и тихой гаванью, а обузой и очередным препятствием в его светлое будущее. И это то, что Рей особенно расстраивало - он смотрел вперед и видел там только себя. Свою славу, свою мечту, свои удовлетворенные амбиции. И рядом с ним не оставалось места для детей и жены, в какой-то момент они превратились в не самые прочные ступеньки ко всему этому, и он вряд ли бы обернулся, когда бы все же прошелся по ним до самой вершины. Рей не хотела допускать подобного, она отчего-то верила, что спасает своим поступком не только себя и детей, но и самого Энджи. Может, он задумается? Может, он будет готов на диалог? Может быть, он услышит это ее молчаливое отчаяние, которое только может толкнуть женщину на побег из собственного дома? Ему бы на мгновение остановиться, хорошенько обдумать, что в жизни самое главное, но у него этого не выходит. И у нее, впрочем, тоже. Она все же оказалась не лучшей женой для героя, и этим побегом  определенно тоже не стоило гордиться. Но Рей просто не знает, что еще ей нужно было сделать, как спастись и спасти, как заставить слушать того, кто на твой зов оборачивается через раз. Она действовала импульсивно. Но, наверное, по иному уже просто и не смогла бы.

Когда они подъезжают к дому ее семьи, на улице все еще глубокая ночь, поездка едва заняла полчаса. Дети тихо сопят в ее руках, и ей искренне жаль, что приходится в который раз поднимать их и тащить, полусонных и растерянных, к дверям когда-то родного дома. Рей не замечает, как ее почти потряхивает от страха и переживаний, и она излишне громко, почти нервно, давит на звонок, а после и стучит в запертую дверь. Родители определенно спали в подобное время, но это последнее, что сейчас ее беспокоит. Ей так хочется верить, что ей не откажут в приюте, что отец вернет ей покровительство и позволит остаться - она ведь бежала не из-за каприза и дурного нрава, она как никогда нуждалась в понимании и защите. Ну разве родители откажут? Разве же не помогут в трудную минуту? Мама ведь знает, она ведь все знает...
- Рей?
Голос отца хоть и сонный, но в нем уже звучат недовольные нотки. Старшие дети жмутся к материнским ногам - они почти не знают собственных бабушку с дедушкой, а потому не спешат с радостными объятиями. Рей гладит их по очереди по голове, перехватывая спящего Нацу поудобнее, стараясь не разбудить. Смотрит испуганно, измученно и просяще.
- Я не могу, пап... Я там больше не могу. Энджи, он... Пожалуйста, мы хотим вернуться домой, - Рей не знает, как и что ей надо говорить. Она отчего-то верит, что родные поймут не и так. За спиной отца появляется мать, но она не спешит пригласить войти и смотрит настороженно, едва заметно отрицательно качая головой. И это выбивает почву из-под ног.
- У тебя уже есть дом, Рей, - голос отца теперь жёсткий, холодный. Он смотрит с осуждением, даже с едва сдерживаемым раздражением. Человек старых традиций не позволяет своей дочери и своим внукам даже переступить порог. Он не желает знать, что происходит в другой семье, он человек чести - принимать в дом сбежавшую чужую жену просто унизительно. - Не позорь меня и Тодороки-сана. Как ты вообще до такого додумалась? Втянула в это детей! На его месте я бы погнал тебя прочь, проучил как следует. Носить такую фамилию, и сбегать от уважаемого мужа в ночь, постыдилась бы!
- Но, пап...
- Уходи сейчас же. Возвращайся к мужу и проси прощения. И если он будет достаточно милостив, то позволит и дальше жить под одной с ним крышей и воспитывать его детей. И не смей больше творить подобные глупости, ты позоришь и нас тоже.
- Он же бьет твою дочь... - это звучит почти жалко, но какая уже разница? Она пришла к единственным родным людям за помощью, она просила укрыть ее и дать хоть немного времени, чтобы передохнут от творящегося безумия. Ей нужна банальная поддержка, необходимо понять, что она не заслужила того, что происходит, что все можно исправить, что все будет хорошо... Отчего же ее гонят от родного порога?
- Значит, дочь заслужила, - отрезает отец и даже отступает на шаг, показательно положив ладонь на дверь. Он не желает ее здесь видеть, он закрывает глаза на то, как отчаянно она в нем нуждается, потому что он отдал ее в другую семью, и теперь не обязан нести за нее ответсвенность. Более того, и не может - он получил хорошее вознаграждение, сделка была честной и оформленной по всем правилам. Просто женщинам всегда хочется все испортить.
- Мама?.. - последней попыткой зовет, старается заглянуть ей в глаза. Ну разве материнское сердце может смотреть на слезы своего ребенка и отворачиваться? Она же просит о столь малом, но... Женщина напротив поспешно отводит взгляд, кутается в кимоно и едва слышно произносит: "Холодно. Закрой двери". Они не обращают внимания на маленьких детей, даже не удостаивают их взглядом, и от этого лишь больнее. Рей просто не понимает, как можно быть настолько черствыми и бессердечными.
- Пожалуйста, пусть у вас поживут хотя бы внуки, совсем немного, я... - договорить не успевает. Дверь с громким хлопком закрывается перед ее носом, и сонное поместье снова погружается в тишину. Рей не может поверить, что это действительно происходит, смотрит на темное дерево перед собой и просто не может сделать и шага, пока маленький Тоя не дергает ее аккуратно за руку.
- Не плачь, ма... Может, мы придем в гости утром? - он такой по-детски наивный, хороший, уже самый настоящий маленький мужчина. Рей улыбается сквозь слезы, но кивает - конечно. Они вернутся сюда в более подходящее время, тогда, может быть, у бабушки с дедушкой найдется время поиграть с ними...

Часть дороги домой выпадает из памяти Рей. Она потерянно смотрит в окно и даже не понимает, где они едут. Машинально оглаживает детей, даже что-то тихо напевает себе под нос, немигающим взглядом наблюдая за проплывающим за окном пейзажем. И только на полпути вдруг будто просыпается. Кусает бледные губы и просит водителя поспешить. Если все сложится удачно, она успеет вернуться до того, как Эндевор закончит свою ночную вылазку. Он даже не заметит, что они отсутствовали, никогда не узнает об ее импульсивном поступке, у него не будет повода вновь злиться и выплескивать свою ярость внутри семьи. Им бы только успеть! Им бы только опередить его хотя бы на несколько минут! Рей с такой надеждой всматривается в окно, что еще издалека замечает огненное зарево над поместьем Тодороки. И сердце тут же ухает вниз, замирая и словно бы даже переставая биться.
Опоздала, опоздала, опоздала!
Внутри нее зарождается такой страх, что ее трясет только от одной мысли увидеть сейчас собственного мужа. Она едва сдерживает трусливый позыв попросить водителя развернуться и увести их прочь, все равно куда, потому что... Этого куда как раз и нет. Рей никто и звать ее никак. Попытается и дальше с ним играть, ее поймают еще в самом городе, и тогда она не только попадет под горячую руку Эндевора, но и лишится собственных детей. Он не простит, если она попытается сейчас уехать из города. Он не позволит ей спрятать от него детей, которые носят его фамилию. Он... Рей не может даже представить, что ожидает ее, когда она выйдет из спасительного такси. Когда за ней закроется дверь, отрезая ее от остального мира, оставляя один на один с бушующим огнем. Она не справится, никогда не справлялась...

Когда Рей опускает ноги на землю, то у нее не сразу получается встать. Она глубоко дышит, дает себе пару мгновений на то, чтобы хоть немного взять себя в руки. Дети уже откровенно хныкают, они устали от внезапной короткой поездки, и им совершенно нет дела до бледной матери или полыхающего зарева - они живут к семье героя, чему им тут поражаться? Только Тоя вдруг крепче сжимает ее ладонь, исподлобья смотря на замершую у крыльца фигуру отца. Он смотрит непривычно серьезно, так по-взрослому, и Рей очень стыдно за то, что она позволяет себе быть слабее собственного сына. Она поглаживает по его руке и кидает ободряющую улыбку - все хорошо. Несмотря на то, что они снова здесь, все обязательно будет хорошо. Их никто не обидит, в этом доме только она должна принимать огонь на себя.
- Мы идем спать. Маленькое приключение закончено, - шепчет так, чтобы муж не услышал. А после все же вынужденно шагает ему навстречу, удивляясь тому, что коленки еще не подогнулись. Рей будто тоже не замечает горячего воздуха и потрескивающего дерева, она идет точно к нему, прислушиваясь к звону в своей голове. Ей так страшно, как же ей отчаянно страшно...
- Я уложу детей, - голос удивительно спокойный, тихий. Она даже скользит взглядом по лицу напротив, держится ровно и не сбивается с шага, когда проходит мимо. С ровной спиной идет по длинным коридорам поместья, краем глаза замечая, что в проеме своей комнаты все потонуло в черном цвете от случившейся вспышки чужой злости. Но все, что она может себе позволить, это неслышно сбито выдохнуть - дети не должны видеть ее страха и уж тем более чувствовать его. Их ждет крепкий долгий сон, возможно, они никогда в жизни этого не вспомнят. Наверное, будет хорошо, если ночь сотрет эти размытые воспоминания, чтобы в памяти не отложилось, как мама пыталась сбежать от отца...

- Спокойной ночи, милые... - Рей не знает, зачем укладывает их в одной комнате, самой дальней, где теперь оборудована комната для младшего. Скорее всего, подсознательно понимает, что Эндевор не сдержится, и она очень не хочет, чтобы они слышали хоть что-то. Будь то незначительная ссора или звук глухой пощечины. Она так глупо, неловко и почти нелепо пытается их уберечь, уверяя себя, что они не заметят, не услышат, не поймут, что почти сама в это верит. И, разумеется, как и сотни женщин до нее верит, что однажды все вдруг изменится. Вот так по щелчку, будто ничего и не было. Жаль, что этот переключатель определенно не сработает в эту ночь...
Рей не задерживается в детской, прекрасно осознает, что каждое мгновение вне взора супруга - это лишь очередная сухая ветка в его костер раздражения и слепой злости. Она возвращается назад, с тихим шуршанием раскрывая сёдзи и замирая за чужой спиной. Ничего не говорит, потому что здесь... просто нечего сказать. Он знает ее слишком хорошо, читает как раскрытую книгу, юлить или обманывать - еще больше зарывать саму себя. И она просто стоит, старательно следя за собственными руками, чтобы не сжимать кулаки или не теребить одежду. Ее почти тошнит от тихой паники, она облизывает пересохшие губы и старательно изучает взглядом пол. Теперь, когда она снова в доме Тодороки, когда она в который раз вынуждена признавать, в чьей власти находится, Рей понимает, что боится не только очередной оплеухи или оскорбительных слов, ее холодит от одной только мысли, что Эндевор не позволит ей больше видеть детей. В такие моменты она искренне верит, что в его власти не только она и это заколдованное поместье, а всё и все, что стоит ему только захотеть... Он может лишить ее всего. Потому что она оскорбила его своей выходкой. Потому что... Рей стоило бы запомнить, что она себе - не принадлежит.