Oh… This house is haunted
Oh… That`s how I want it to be
Oh… This house is haunted
You can always stay here with me

Подземные галереи осыпаются одна за другой, отрубая бесконечные щупальца некогда могущественного, протянувшегося под странами и континентами существа. Раньше эти кишки катакомб с тысячью входов, но без единого выхода, изъязвляли весь подкожный слой земли и были летописью страха темноты. Схематичные угольные фигурки на стенах гнули спины и умоляюще складывали руки, щерящие клыки волки возвышались над нарисованными крышами, и густая вязь наслаивающихся друг на друга надписей на разных языках просила об одном и том же: «сохрани меня, не дай мне умереть во сне». Сколько было трепета в этих бездонных венах, сколько мрачного торжества, сколько веры… И вот больше нет ни бесчисленных поворотов, ни черных сот-часовен, ни трупно-зеленого мерцания из огромных грибниц; тоннели зарастают как зажившие дыры ран, и последний зал с выбитым в камне троном и картой из пепла выглядит как полый череп изнури. Тому, кто должен здесь править, он кажется тюрьмой.

Эти неблагодарные ублюдки забыли про него после всего, что он для них сделал. Мир по-прежнему полон ужасов, но они отгородились от него сладкими сказками, в которых русалки не пролили кровь принца в белую пену, которой стала их сестра, а другой принц разбудил спящую красавицу поцелуем любви, а не изнасиловал ее во сне. В которых все живут долго и счастливо, и только мачеха Белоснежки танцует на свадьбе падчерицы в раскаленных железных башмачках, пока ее ноги не превращаются в обожженное месиво. Им дали шанс, и они переметнулись к этим праздничным добрым духам, не успела еще отгреметь последняя чумная повозка.

И теперь он невидим и голоден, каждую секунду своего времени – безумно, мучительно, изнемогающе голоден. Кошмары внутри него, некогда лоснящиеся и держащие в своей тени любое поселение, на которое надвигались из лесов, воют и поглощают друг друга, высасывая из более слабых собратьев последние соки. Он пожирает сам себя, не в силах остановиться, и может думать только о сладком, ни с чем ни сравнимом вкусе веры, выпестованной из страха. О ее умопомрачительной власти и густой тьме, способной задушить его одиночество.

Впрочем, нет, иногда он думает еще кое о чем. Он думает о птице-взяточнице и своей крови в ее тропическом саду. В голодной полудреме, когда он не паразитирует на детских дурных снах, чтобы хоть как-то поддержать свою жизнь, он грезит о том, как гниль расползается по листьям и перьям и молочным зубам. О том, что воспоминания, задвинутые в угоду маленьким разноцветными восторгам в дальние углы, возвращаются из этих углов и смолой заливаются Зубной Фее в рот. Она обошлась с ним очень неласково для духа с так легко нащупываемым изъяном, и в особенно беспросветные минуты Питч мечтает о том, как она начнет кричать и плакать от всего, что так кропотливо насобирала. Что она больше не сможет притронуться ни к одной крупице памяти и станет угасать так же бездарно и бесславно, как он сам, а ее соратники-Хранители, занятые своими фетишами, даже не заметят этого.

Он лелеет эту фантазию как свою последнюю радость, и однажды изумрудное перо в его руках тускнеет и становится серым.

Что ж, это было довольно просто, со смехом говорит он кошмарам, подкинув это перо в воздух и сдув его в полет отжившего осеннего листа. Однако он ошибается: всё не так просто. Он чувствует вибрации страха, больше не сковываемого золотыми тисками, через которые Фея пропускала всё, что собирала, но… и сила ее тоже не уменьшается. Закрыв глаза, Король Кошмаров вслушивается в мир сквозь щели в своих осыпавшихся тоннелях – и чувствует что-то новое, но вместе с тем настолько знакомое, что кажется – где-то есть еще одна часть его самого.

Это интригует его настолько, что он почти что может забыть о голоде. Почти.

***

В спальне малыша Франца, сегодня вечером спрятавшего зуб под подушку, стоит большой деревянный сундук с коваными углами. Франц знает, что в нем хранятся зимние тулупы, но сундук внушает ему безотчетный страх с того момента, когда он случайно услышал историю про девочку, которую мачеха сжила со света, попросив достать что-то из сундука и захлопнув крышку, когда та над ним склонилась. Крышка отрубила девочке голову, и иногда Францу кажется, что эта голова лежит у них в сундуке. Временами он даже слышит стук изнутри.

Сегодня этот стук снится ему вместе с печальной песней, слов которой он не может понять. Эта песня похожа на голос вьюги в зимнюю ночь, от которого погружаешься в тяжелый гнетущий сон, затягивающий в себя как омут. Франц падает в этот омут, но тут что-то его касается, и он выныривает в реальность, чтобы увидеть, как жирная личинка ползет к его лицу. Всё его одеяло в личинках, и он видит, как они вылезают из замочной скважины сундука, и весь сундук дрожит, как будто сейчас распахнется под неудержимым напором того, что завелось там из отрубленной головы убитой девочки…

Франц кричит; и он не видит гротескной фигуры в тени платяного шкафа, но краем глаза видит, как что-то с зазубренными богомольими крыльями спархивает с подоконника в темноту.

Жадно вдохнув липкий детский парализующий ужас и на несколько секунд задержавшись, чтобы его посмаковать, Питч скользит следом. Он нагоняет ее на крыше; в его глазах застывает противоречивое, тлеющее разными оттенками латуни выражение – ядовитого торжества и удивления, настороженности – и почти что восхищения.

Ее глаза по-прежнему призматически-витражны, и в этом багровом витраже столько памяти, что целиком они абсолютно беспамятны – и абсолютно безумны. Та же страсть к работе, энергия в движениях – и сажистые перья, с которых смолой капают муторные, дурные воспоминания.

Королю Кошмаров кажется, что он никогда не видел более красивого создания. Возможно, потому, что это создание – его шанс на еще одну жизнь. А возможно, потому, что заклятие ужасов прошлого, сковывающее ее невидимой черной паутиной – это действительно часть его самого.

Он в точности зеркалит ее движение влево и вперед, отчего их фигуры на крыше кажутся танцующими; берет ее ладонь с острыми птичьими когтями и целует ее так же, как в прошлый раз – но только теперь с искренним чувством.

- Навещать их лично гораздо приятнее, не так ли? – спрашивает он, и улыбается.
[nick]Pitch Black[/nick][status]holy darkness got a hold on me[/status][icon]https://i.imgur.com/YiK7o8o.jpg[/icon][sign][/sign][fandom]RISE OF THE GUARDIANS[/fandom][lz]когда из яви сочатся сны, когда меняется фаза луны, я выхожу из тени стены, веселый и злой[/lz]