Игорю кажется, что он тонет. Тонет и никак не может нащупать ногами дно. Игорь понимает это. Думает: что это — хорошо. Значит, он всё ещё может анализировать. Ещё может что-то. Не так же хорошо, как раньше, но — может. Игорь ступает по ночным улицам города, взглядом скользит по редким прохожим и пытается увидеть хоть что-то. Понять. Он ведь это умел. Хорошо умел. Он мог сказать о человеке больше, чем многие, просто взглянув. Это всегда было видно: по взгляду, лицу, по жестам и одежде. Игорь умел видеть. Соединять точки друг с другом красной линией, выстраивать общую картину. Сейчас — не может. Голова ватная. Мысли тяжёлые. Рефлексы совсем не те: тело с трудом слушается. И ему не нравится это. Настолько, что он сворачивает в подпольный клуб по боям без правил. Нужно больше адреналина в крови. Нужно заставить тело вспомнить то, что оно забыло, пребывая так долго в больничной койке. Но как научиться снова не просто смотреть — видеть?

Игорь не помнит больницу. Ни с чего всё началось. Ни чем всё закончилось. Не помнит даже как его оттуда выписывали. Знает, пока не забудет снова: его отстранили от службы, потому что он главный подозреваемый в убийстве целой семьи. И не только. Там был только он. И тот, кто давно погиб. Косыгин. Игоря не арестовали. Игорю говорили: «Это не твоя вина.» — Он знает это. Чувствует. Подсознание кричит: всё это не могло быть сном, наваждением, играми разума. Голос в голове бесится, разрывает барабанные перепонки: «Не будь таким идиотом!»

Игорь не верит ему.

Пытается понять: в какой момент всё пошло наперекосяк?

Со встречи Разумовского.

Игорь был уверен, что в порядке. Что он взял себя в руки. Что переболел. Игорь говорил себе, раз за разом, что справится. Он через столько прошёл. Смог простить. (Ты сам себе веришь?)  Он даже начал ходил к психотерапевту. За антидепресантами. Он мало говорит о себе. Ему нечего сказать. Он не считает это важным и существенным. Пустая трата времени. Рубинштейн говорит, что Игорь приходит к нему только ради новой порции таблеток. Игорь огрызается. Ему нечего возразить. Он не настроен говорить по душам. Он знает — таблетки помогают избавиться от галлюцинаций. Каким майором он будет, если не сможет отличить реальность от иллюзий?

Помогают. Но не всегда.

Игорь резко одёргивает руки: с них стекает кровь. Кровь бьёт напором из-под крана, мажет по белой керамике. Игорь не хочет поднимать взгляд. Голос режет сознание: «Боишься?» — голос появился недавно. О нём он не говорит Рубенштейну. Считает: это — его собственный голос. Тот, с кем он может поговорить о вещах, которые не может никому сказать. Даже Диме не может. Только себе и Мухтару. Впрочем, всё чаще Игорь хочет, чтобы этот голос заткнулся. Сосредоточиться сложно. Думать сложно. Различать собственные мысли — ещё сложнее.

Игорь не боится. Он знает, что там увидит. Призраков прошлого. Он закрывает глаза и шумно выдыхает. Подносит руки к крану, умывает лицо и смотрит прямо перед собой. Вода журчит, на руках нет и следа крови. Голос в голове смеётся.

Игорь уверен: нет ничего в чём нельзя было бы разобраться. Игорь знает что настоящее, а что всего лишь плод его воспалённого сознания. Знает, что именно поэтому ему нужно возвращаться в кабинет к Рубенштейну. Игорь всё ещё может работать. Игорь знает, как справляться собственными кошмарами. Всё это — в голове. Только в голове. И он высыпает в ладонь несколько таблеток, глотает их без воды. Лай Мухтара напоминает, что его нужно выгуливать. Игорь трёт шею и выдыхает: к этому надо будет ещё привыкнуть. Когда-то он на самом деле хотел себе собаку, но никак не мог решиться. Собака — это время и ответственность. Всё время Игоря уходило на работу. И если бы не случай и напоминание Димы об этом, то и не сложилось бы всё так, что теперь в его распорядок дня входят и ночные прогулки. Повод сходить на место преступления: возможно, он сможет найти новые зацепки. Игорь возвращается мыслями к новому делу. Работа — это именно то, что ему нужно было сейчас. Не отпуск. Не время наедине с собой, в пустой квартире, где всё до сих пор напоминало ему о ней и случившемся. Игорь отпустил это. Так он себе говорит. Но искал любой повод, чтобы занять себя чем-нибудь. На работе легче. Морозный воздух ночного Петербурга рассеивает ненужные мысли, помогает взбодриться. Странные убийства, которые по началу казались жертвоприношениями, скрывали за собой больше. И он никак не мог понять что именно упускал. Интуиция Игоря никогда не подводила. И в этот раз — тоже. Сфинкс не вписывался в общую картину. Как и не вписывался разброс жертв. От стариков, до молодых спортсменов. Цаплин говорил, что в египетской мифологии есть легенда о Сфинксе: если ты не сможешь дать ответ на загадку, то он задушит тебя. Именно это стало ключевым моментом, который мог всё изменить. Дима подтвердил догадку об удушении: вырезание сердец — это не более чем отвлекающий манёвр. Но почему никто не сопротивлялся? Почему нет следов отпечатков пальцев? Как можно задушить кого-то, не прикасаясь к нему? Как кто-то может позволить сделать это с собой? У каждого есть хотя бы малейший инстинкт самосохранения. Это заложено глубоко в природе человек. После всего, что с ним произошло, Игорь знает, что мистику нельзя отрицать. Расскажи он кому о случившемся, его посчитают сумасшедшим. Но это было. По-настоящему. Не очередным бредом и не кошмарным сном. Игорь знает. Знает, но уверен, что в данном случае всё куда более приземлённо. Игорь знает, но это не повод теперь искать её в каждом деле. Всё проще. Просто он не может понять. Не видит чего-то. Не может сложить паззлы друг с другом. Что он упускает? Игорь хмурится и, слишком погружённый в свои мысли, не удерживает поводок: Мухтар срывается с лаем и скрывается, пытаясь догнать кошку. Игорь глухо чертыхается, хочет пойти следом, но понимает, что не может двигаться. Сердце пропускает удар, мир расплывается, Сфинкс оживает и подаёт голос:

— Зачем продолжать бороться?[nick]Igor Grom[/nick][status]ruig[/status][icon]https://i.imgur.com/ORJTJas.png[/icon][fandom]Bubble Comics[/fandom][lz]Не замечаем мы сами, став холодней. А ведь когда-то мы были в разы сильней.[/lz]