[indent]Орика воздает Небесному огню последние почести, преклоняет колени перед взметнувшимся вверх, к переливчатому сиянию адских огней, по преданиями являющихся отголосками последней битвы между ангельскими полками и легионами демонов, и, поднявшись на ноги, отворачивается. Пламя костра, вскормленное специями, жертвенной кровью и магией тянется пологом за взлетевшим подолом жреческой накидки и, послушное, как дрессированная ящерица, узором ложится на вышитую умелыми руками песчаных ткачих ткань, растворяясь в нитях, как дым от костра только что растворялся в ночном небе над спокойно дремлющей пустыней.
[indent]Тень Орики вздрагивает и почти исчезает с затухающими всполохами пламени, а он замирает, последний раз оглядывая раскинувшееся перед ним бесконечное море песка, сейчас такое обманчиво спокойное, сверкающее изредка огнями-тропами, призывая пройти безопасным путем туда, где дом.
[indent]Орика прикрывает на секунду глаза и сжимает кулак, напоминая себе, что дома у него больше нет. Нет, потому что принесенные Сатаной человеческие порядки превратили Ад в жалкую зеркальную копию людской Земли, которой все они так жаждали. И Орика может идти всю ночь, весь день, всю жизнь, продираться сквозь изменчивую пустыню, желающую сожрать его, как изголодавшийся по добыче зверь, но он никогда и никуда не придет.
[indent]Все, что осталось у него от прошлого — это Небесный огонь, вера и пепелище родной деревни, затоптанное сапогами воинов непостоянной, как и тянущаяся к нему ветрами пустыня, эпохи правления Короля.
[indent]Короля, который теперь едва ли не безумен.

[indent]Орика шагает прочь от пустыни, от пепелища деревни и кострища с подношениями, а тень послушным вассалом скользит под его ногами за спину, а после — начинает трепетать под всполохами пламени, охватившего сначала глаза, потом кулаки, а дальше и все тело жреца, растворяясь в этом зареве, как фигура Орики растворилась в мгновение ока в огне, сменившись огромным, полыхающим драконом, взмывшем в небо.
[indent]Орика давно наблюдает за их миром, а теперь он свидетель того, как этот мир агонизирует в это смутное время, как шахматные фигуры двигаются по огромной доске из того, что когда-то было сначала свалкой бога, а потом — адскими кругами. Ему это на самом деле неинтересно, но происходящее никого не может оставить равнодушным, и рано или поздно всем в Преисподней придется выбрать для себя сторону. Хотя, казалось бы, какая у чертей может быть сторона, кроме дьявольской?
[indent]Но что делать, если Дьявол стал безумным?

[indent]Орика, тем не менее, выбирая сторону не мешкает. Небесное пламя само указало ему путь, а черный пепел под ногами этот путь лишь укрепляет.
[indent]Кроме того, у Орики было одно незаконченное дело, которое давно нужно было решить. И сейчас, накануне того, как мир, в котором он живет, треснет пополам и снова соберется из осколков, словно переплавленное огромным, беспощадным пламенем, стекло, наступило самое время для раздачи старых долгов.

[indent]В небе над его головой что-то вспыхивает и очередная лента сияния переливается из зеленого в желтый, а после — в ярко оранжевый, стрелой устремляясь вперед, туда, куда лежал путь Орики.
[indent]Орика понимает, что сам Небесный огонь указывает ему дорогу туда, где ему нужно было быть.
[indent]Орика понимает, что нужно спешить.

[indent]Дит в предрассветном солнце с высоты птичьего полета кажется Орике даже красивым, словно это не просто город рабов, бесконечного рынка и такой же, как и везде, кровавой грязи. Многоступенчатый, как треклятый человеческий Вавилон, блестящий, будто бы выложенный золотом, с яркими росчерками голубых лент-рек, он предстает чем-то большим, чем он был на самом деле, и кажется той самой столицей их мира, которой все его и представляли, а не ее жалкой, раболепной пародией, вымазанной на картине каким-то неумелым художником.
[indent]Но Орика здесь не для того, чтобы любоваться рассветными красотами и воздавать хвалу кускам камня, который Небесный огонь может слизать с берега в мгновение ока. Орика здесь, чтобы отдать долг и не дать тому, кому обязан, пасть жертвой чужих игр и собственных амбиций. Ярх, знает Орика, не дурак и не слабак, но Сатана, несомненно, кусок, об который легко обломать зубы.
[indent]Орика встревожен, потому что Небесный огонь показывал ему битву, в которой ему предстояло принять участие.
[indent]Но вместе с тем Орика уверен, потому что его Огонь показал ему его сторону.

[indent]Дворец кажется спящим, как и весь город, но Орика не обманывается, догадываясь, что это место — как муравейник: снаружи кажется пустой коркой, но внутри кипит огненным потоком жизнь. И, как и в любой муравейник, соваться туда может быть опасно.
[indent]Но у Орики нет ни времени, ни других вариантов. Ярх, как верный пес Сатаны, от дома господина далеко не отходит.

[indent]Орика знает, куда ему нужно попасть, потому что огонь, сопровождавший его всю дорогу, все еще с ним. Он касается балкона ступнями вместе с первыми лучами солнца и занавески из тончайшей прозрачной ткани истлевают в одно мгновение, пока рядом с ними складываются в рукава накидки огненные крылья. Под позолоченным карнизом собираются кучки пепла, но полы жреческих одежды разметывают их и пускают по ветру.
[indent]Орика не оглядывается. Он просто произносит:
[indent]— Ярх, пришло время мне отдать долг, — он складывает руки замком и выдыхает, — И помочь тебе остановить Сатану.
[nick]Orica[/nick][status]burn the flame[/status][icon]https://i.imgur.com/S7PmuO0.png[/icon][fandom]Bubble comics[/fandom][lz]but all they wanted was violence to plant their seeds and divide us. if they want the worst that's inside us well, bring on the violence[/lz]

[indent]Ад, вопреки человеческим представлениям, на самом деле довольно скучное место. Иерархия, правила, строгая кастовая структура — все, от чего люди на земле уже почти избавились, здесь, в Преисподней, не то что сохранилось, а было просто злободневной реальностью, от которой было никуда не сбежать. Ты мог быть демоном, суккубом, бесом, джинном или сам Сатана только знает кем, но тебе не избежать бесконечной жизни в строгих рамках, которым ты обязан был подчиняться.
[indent]Само собой, такая жизнь требовала хоть каких-то красок, и если Орика находил их в вере и отблесках пламени костра, ночью разрезающего темно неба своими всполохами, то большинство жителей Ада предпочитали вещи более тривиальные: плотские утехи, азартные игры, гладиаторские бои. Все это, само собой, требовало огласки, чтобы подтвердить свой статус развлечения, и больше всего, знает Орика на примере собственной жизни, местным нравились кровавые битвы на аренах. Соответственно, чаще всего обсуждали именно их. И вот именно благодаря врожденной кровожадности демонов, населявших Ад, Орика и не терял никогда из виду Ярха, быстро снискавшего себе славу Смертоносного, из раба дослужившегося до звания личного телохранителя Сатаны.

[indent]Орика смотрит на блеснувший одним их первых солнечных лучей клинок, острием уткнувшийся в его сторону, и вспоминает все те рассказы, что слышал о Ярхе Смертоносном. Он смотрит на то, как чужая рука не дрожит, как сверкает взгляд глаз цвета пламени, таких ярких, что от них, кажется, внутри что-то загоралось, и шагает ближе, думая о чужой беспощадности, кровожадности и беспринципности. Он смотрит на то, что при обнаженному оружии демон перед ним не нападает, а обороняется, и думает, что почти все россказни, пущенные впечатленными зрителями и довольными господами, правда лишь наполовину, потому что, не сомневаясь в чужой смертоносности, Орика никогда не поверит в то, что у Ярха, которого он знает, нет души, как перешептывались порой зеваки, пересказывающие из десятых уст сначала рассказы о поединках на арене, а после — вести с полей кровавых битв.
[indent]Орика смотрит в напряженное, знакомое хорошо лицо, и делает шаг ближе. Один. Второй. Третий.

[indent]Лезвие клинка скрывается в ножнах, а усталый голос наполняет безмолвные покои, разрезая тишину не хуже, чем только что исчезнувший металл разрезает плоть. Орика, опуская плечи, вспоминает, какие яркие сны он видел последние недели. Вспоминает льющуюся в них кровь. Вспоминает бушующее в них пламя. Вспоминает, как эти улицы, которые он видел всего пару раз в своей жизни, наполнялись телами, криками ярости и стонами боли.
[indent]Орика вспоминает, как проснулся посреди ночи в поту после того, как в одном из очередных снов увидел Ярха, пожираемого языками огромного костра с черным пламенем, разбавляемым ярко голубыми, как полыхнувшая в углу покоев чешуя шевельнувшейся в тени ящерицы, всполохами.
[indent]Орика вспоминает, что сорвался тогда со стоянки обратно, туда, куда обещал себе не возвращаться, туда, где остались ненавистные ему арены, господа и города, не раздумывая.

[indent]— Я пришел, потому что меня привел сюда Небесный огонь, — Орика говорит неторопливо, негромко и спокойно, не сводя взгляда с ярких, сверкающий в тени глаз Ярха, вспоминая невольно, как он впервые увидел этот взгляд недалеко за городскими воротами, перед турниром, вознося молитву Огню. Невольно задумываясь, Орика гадает — не Огонь ли благословил эту встречу потерянных в вихре кровопролитной непрекращающейся войны, называемой в Преисподней жизнью, земляков.

[indent]Помедлив, Орика продолжает под звук вдруг зазвонившего где-то вдалеке в городе колокола:
[indent]— И я не уйду. Я видел, что случится. Небесный огонь показал мне реки крови, битву и тебя. Пожар этой войны дойдет до твоего порога и лизнет твои пятки несмотря на то, что ты собираешься или не собираешься делать. И я хочу не допустить этого, Ярх. Я хочу помочь.

[indent]Колокол вдалеке становится настойчивее с каждым его словом, а когда последний звук последнего слова затихает, колокол сменяется барабанами, стучащими где-то совсем рядом, и кажется даже, что целая сотня обтянутых кожей ящериц с остовами из костей этих дьявольских инструментов окольцовывает фундамент замка Сатаны.
[indent]У Орики внутри что-то резонирует с этим звуком, и кажется, что пламя, клокочущее внутри его души, разгорается сильнее вместе с просыпающимся Дитом, готовым захватить в свой водоворот всех зазевавшихся, как глотает непостоянная пустыня путников, незнакомых с ее голодной дневной ипостасью. Орике хочется верить лишь в то, что Ярх знает, как обойти клыки этого города, что сомкнутся сегодня, также, как знал тогда, как обойти безумные водовороты пустынных ловушек.

[indent]Орика хочет спросить у Ярха, зачем он в это ввязался, хочет узнать, почему он выступает против того, перед кем испытывал благоговение, зная, что принесет за собой переворот, хочет понять, что за безумие охватило этот чертов город, его повелителя и обитателей, но он не успевает — в коридоре за толстой дверью покоев Ярха раздаются шаги, сначала далекие и частые, а потом все более громкие, близкие и становящиеся медленнее. Орика отступает чуть в тень, а в следующее мгновение раздается стук в дверь.

[indent]— Господин Ярх, сообщение от владыки Абиргала! — демон из бретеров, знаменитого легиона Ярха, бесстрашных и неумолимых, врывается, распахнув дверь, и быстро кланяется; Орика думает, что ему интересно, что должен чувствовать тот, кто раньше должен был падать в ноги сам, а теперь стоит едва ли не вторым после Падшего, — Он сообщает, что все готово. От Вас нужен последний приказ.

[indent]Орика смотрит на Ярха и его глаза коротко вспыхивают, пока посыльный все также сверлит взглядом пол. Он хочет понять, что у Ярха на уме.
[indent]Он хочет понять, как те мысли, что обуревают Ярха, облегчить.
[nick]Orica[/nick][status]burn the flame[/status][icon]https://i.imgur.com/S7PmuO0.png[/icon][fandom]Bubble comics[/fandom][lz]but all they wanted was violence to plant their seeds and divide us. if they want the worst that's inside us well, bring on the violence[/lz]

[indent]Орика жжёт Ярха взглядом, и если бы он хотел, если бы в его голове хотя бы на мгновение проскользнул образ смертоносного бретёра в огне, он сжёг бы его, превратил бы в пепел вместе с его безумной самоотверженностью, вместе с его самоуверенностью, вместе с его заносчивостью и вместе с его приступами неконтролируемой доброты. Если бы Орика хотел, он сравнял бы с землёй и эту крепость, и этот город, а пустыню вокруг превратил бы в стеклянное плато, как когда-то ненавистный всем бог обратил в соляную пустыню земли вокруг Содома и Гоморры.
[indent]Если бы хотел.

[indent]Но Орика не хочет. Не хочет, чтобы с Ярхом, полным противоречий, случилось непоправимое. Не хочет, чтобы игра, в которую он оказался втянут, стоила ему жизни. Не хочет, чтобы его сны, показанные Небесным огнём, стали правдой хоть в сотой доле.
[indent]И он не хочет этого не из-за чувства долга, не из выгоды и не из корысти. Он не хочет этого, потому что Ярх был для него больше, чем освободитель, соплеменник или насылаемый Огнём морок. Ярх был для него больше, чем возможность.
[indent]Ярх был для него якорем, позволяющим остановиться в этом вечно меняющемся мире, путеводным пустынным огнём, показывающем, где реальность, а где возведённый их безумной жизнью бред. Ярх, знает Орика, был тем, кто останется собой несмотря ни на что, и это то, что было ему важно.

[indent]Орика жжёт Ярха взглядом, а загорается подол жреческой робы, начиная тлеть и пожирать свой собственный узор миллиметр за миллиметром. Орика спокоен, но внутри у него свивает кольца змея. Ярхово ты можешь умереть пульсирует в висках, как разгорающееся пламя, как барабаны, бьющие под стенами дворца, как сердце, колотящееся быстрее после кошмара о чужом падении.
[indent]Орика спокоен, но пламя внутри него рвётся наружу, требует свободы.
[indent]Орика спокоен, но он хочет показать, что больше никогда не будет жить в страхе перед смертью, как жил почти всю жизнь. Он хочет показать Ярху, что благодаря ему он по-настоящему освободился и волен выбирать теперь не только свою жизнь, но и свою смерть.
[indent]Орика спокоен.
[indent]Но не хладнокровен.

[indent]Бретёр исчезает, голос Ярха ещё отскакивает от стен залитых наполовину светом, в наполовину мраком, покоев, а Орика выходит из тени и, сжигая за собой искусно расшитые ковры все тлеющем и постепенно занимающимся пламенем подолом робы, останавливается на четкой границе света и тьмы.
[indent]Возможно, думает Орика, он хочет спросить, что заставило Ярха поступить так, как он поступает, но предупреждения Небесного огня, высеченные пламенем внутри его черепа, вспыхивают с новой силой, напоминая о силе, которая каждый раз, каждый сон наблюдала за битвой и всегда, при любых обстоятельствах оставалась в стороне, излучая при этом такую реальную угрозу, что чёрно-лазурное пламя уже не казалось таким ужасным.
[indent]Поэтому Орика не спрашивает. А ещё потому, что ему не сильно интересно — политика всегда была последним, о чем он спрашивал у бродячих торговцев изредка натыкавшихся на него в пустыне.
[indent]Огню, знает Орика, все равно кого жечь, и ему не нужно знать, на чьей стороне истина. Ему достаточно знать, на чьей стороне тот, кто зажег в нем когда-то пламя, разгорающееся до сих пор.

[indent]— Как поделаешь, Ярх Смертоносный, — Орика глухо, едва слышно выдыхает, делает шаг назад, отворачиваясь, и выходит на свет, оставляя Ярха в той тени, которую он выбрал. Орика не осуждает, не злится и не пытается больше никого убедить — он просто позволяет Огню охватить его, зажечь, сжечь, как тростинку, и превратить в нечто новое, что может стрелой взмыть в небо, слиться с огненным диском и, отделившись от него, разрастись, стать множеством пылающих драконов и камнем рухнуть на дровец, туда, где ляг мечей и запах крови уже заполнили залу, считавшуюся недосягаемой.

[indent]Орике было бы проще, объясни ему Ярх свой план, но огню все равно, кого и за что жечь. Он пожрет все, что попадётся ему на пути, пока не потухнет.

[indent]Тронный зал встречает его появление криками боли и зычным, пробирающим до костей голосом, легко перекрывающим эти крики проклятиями. Орика врывается сквозь толстую каменную кладку легко, будто бы нож сквозь масло, распытает огромные глыбы и крошевом, горящим и плавящимся, осыпает потолок на головы сражающихся. Под вой и стоны огненные драконы кольцами заполняют пространство зала, пожирая и камень, и металл, и плоть, не делая различий между защитника и напавшими.
[indent]Перед тем, как обратиться, Орика читает про себя молитву Небесному огню, преподнося жертвой всех, кто сейчас был сожран пламенем. У Огня он просит не силы, но смелости не отступить перед горящим адскими кострами взглядом Сатаны.
[indent]Огонь отвечает Орике вихрем пламени, вспыхнувшим за троном и охватившим даже камень.
[nick]Orica[/nick][status]burn the flame[/status][icon]https://i.imgur.com/S7PmuO0.png[/icon][fandom]Bubble comics[/fandom][lz]but all they wanted was violence to plant their seeds and divide us. if they want the worst that's inside us well, bring on the violence[/lz]

[indent]Орика не сражался уже очень давно. Почти честно будет сказать, что с самого турнира Трёх Арен, когда Ярх разбил его оковы и освободил, подарив возможность прожить такую жизнь, какую он хочет сам для себя написать, а не такую, какая была красными чернилами расписана в договоре на покупку раба.
[indent]Орику просто не тянуло в бой, несмотря на то, что внутри его бушевал Небесный огонь, жаждущий выхода и привыкший кормиться каплями крови, достававшимися ему на арене, когда один за другим противники падали к ногам Орики. Но с тех пор многое изменилось: пустынные налетчики не были достойными противниками, и в большинстве своём, чтобы защитить очередную деревню, подвергшуюся их налету, Орике достаточно было показать, что Огонь на его стороне; Огонь же, медленно, но верно, приучился к новой жертве, и теперь Орика отдавал ему свою кровь, а не кровь павших врагов.
[indent]И Орику это устраивало.

[indent]И тем не менее, раз познав искусство отнимать жизнь никогда уже его не забудешь.
[indent]Орика понимает это, когда пламя внутри него вспыхивает так, как никогда не горело со дня Турнира. Орика чувствует это, когда кончики пальцев вспыхивают. Орика принимает это, когда демон перед ним, виновный лишь в своей верности Сатане, превращается в пепел, пожранный Огнём, получившим наконец-то долгожданную свободу.
[indent]Орика вдруг осознаёт — он всегда был воином, хоть никогда, кажется, об этом всерьез не думал. Он должен был быть воином, потому что любой шаман обязан быть способен защитить свою веру не только словом, но и мечом. И только оковы, сброшенные давно Ярхом, заставляли его быть скорее шутом, чем посланником веры или ее смертоносным карающим оружием, играющим по правилам, установленным не Небом, а Хозяином.
[indent]Но теперь оков нет. И Огонь, бушующий внутри него, Огонь, насылающий на его сны, хотел доказать наконец, что у пламенной стихии хозяина нет.

[indent]Небесный огонь требовал жертв, и жертвы эти он, знает Орика, получит.

[indent]Адские легионы его не пугают, и он пробивается сквозь них с легкостью, с какой прорубал когда-то давно, на том знаменательном Турнире, путь к льющему вокруг себя реки крови Ярху. Сейчас у него была другая цель, недосягаемая, к которой он также не испытывает никакой личной ненависти и неприязни, но которая также, во имя его убеждений и необходимости, должна была пасть. Как и против Ярха, Орика ничего не имеет против Сатаны, кроме кошмарных снов и обжигающих кожу предупреждений. Как и Ярха, он его даже уважает.
[indent]Как и с Ярхом, он не сомневается, когда заносит руку для удара. Как и с Ярхом, его рука не дрожит.

[indent]О Сатане слагали легенды, и каждый решал для себя сам, в какие верить, а в какие нет. Орика же — верил во все. И тем не менее, он знает, что не отступит, когда объятый пламенем цвета неба трезубец описывает широкую дугу, сжигая в пепел подобравшихся ближе всех демонов, а после под громогласный рев Предатели! стрелой врезается в толпу, рассыпающуюся в пыль под крики агонии. Последняя преграда между Орикой и Сатаной падает.
[indent]Орика не думает, чем все кончится, а просто обращается драконом и бросается навстречу пылающему трезубцу. Орика не думает, а просто хочет вернуть Ярху долг.

[indent]Пламя сталкивается с пламенем, искры разлетаются в разные стороны, а каменные плиты пола идут трещинами, когда Орика, отброшенный ударом, срезается в одну из стен, снеся всей своей драконьей тушей несколько колонн. Бочину обжигает, он ревет, но тут же — снова бросается вперед, сжигая вокруг себя демонов, камень и воздух, наращивая мощь и отдавая на жертву своему Огню все вокруг, потому что ничего ему сопротивляться не в силах.
[indent]Ничего, кроме Сатаны.

[indent]Орика ощущает, как трезубец снова вспарывает тело, цепляется когтями за каменный пол, проскальзывает по лужам чьей-то крови, и теряет концентрацию, обращаясь вновь своей слабой формой. Пальцы скользят по крови, когти вхолостую царапают камень, а небесно-голубое пламя почти лижет ему лицо. Орика не жалеет, и лишь надеется, что хоть чем-то он плану Ярха оказался полезен.
[indent]Орика не жалеет, но и все еще не сдается. Он еще хочет подняться на ноги.

[indent]А потом лазурное пламя отступает. Отступает ровно в ту секунду, когда Орика слышит чужое режущее сейчас слух имя. Имя, которое вполне способно было заглушить своим звуком крики битвы. Имя, которое он и сам иногда шептал во сне.

Ярх!
[indent]Орика отрывается от пола и нетвердо встает на ноги. Ряса тяжелая от крови, а ноги ватные, но он не обращает ни на что внимания, и все, что он видит — это три фигуры у самого края пропасти, обрывающейся прямо на заполненные хаосом улицы Дита, которые, как Стикс, подхватят тебя, стоит лишь попасть на них, и унесут, предав забвению. Три фигуры, схватившиеся в последней битве. Три фигуры, расчерченные и соединенные алым и бирюзовым.
[indent]Алым, хлынувшим к ногам Ярха.

[indent]Орика делает шаг вперед и падает на колени. Он слышит крики как сквозь толщу воды, натыкается ладонью на чьи-то кишки, соскальзывает на луже крови из чьего-то рассеченного надвое тела. Он видит, как массивная туша Сатаны тянет Ярха за собой, видит, как тот оступается, видит, как падает, и все это словно в патоке, словно в засахаренном, вязком меду из алого, голубого и черного.
[indent]Он видит это и внутри него вспыхивает пламя.

[indent]— Ярх! — Орика ревет драконом, огненным вихрем сметает всех вокруг себя и мерцающей, как пламя на ветру, стрелой рвется вперед, сжигая всех и вся, и там, где Сатана устоял, Абиргал — превращается в пепел, разлетается по ветру, исчезает, чтобы никогда больше не существовать, а Орика — обнимает огненными крыльями чужое обессиленное тело, обволакивает пламенем.
[indent]Орика знает, что пламя не только разрушает. Пламя, как когда-то спросил у него Ярх, еще и созидает.

[indent]Орика молится Небесному огню, чтобы ему хватило крови и сил продержаться до земли. Орика молится, и сознание покидает его, когда он всем своим драконьим телом врезается в залитые кровью улицы, превращая все вокруг себя в выжженный котел, заполненный огненными кольцами, сжигающими все вокруг себя, кроме одного единственного тела в самом сердце воронки.
[nick]Orica[/nick][status]burn the flame[/status][icon]https://i.imgur.com/S7PmuO0.png[/icon][fandom]Bubble comics[/fandom][lz]but all they wanted was violence to plant their seeds and divide us. if they want the worst that's inside us well, bring on the violence[/lz]

[indent]Тьма окутывает все вокруг, и сложно сказать, что это: смерть, отвесными стенами Ямы нависшая над головой, теми, что закрывают от проклятых то, чем за неимением лучшего жители Ада дали имя солнце; а, может быть, это ночь, накрывшая Дит в тот момент, когда его собственное солнце, тот, чьё имя когда-то было самым красивым среди ангельских, оказался растерзан предателями, жаждущими лишь могущества и власти, не взирая на цену, что за них нужно заплатить; или, возможно, это дым, гарь и пепел от тысяч и тысяч убитых и сожжённых, застлавшие небо, когда пламя, пожирающее все на своём пути, затухло, задушенное узкими улочками.
[indent]Орика не знает правды.
[indent]Орике кажется, что все это — просто очередной сон из тех, какие Небесный огонь насылал на него все чаще и чаще, пока каждую ночь он не начал просыпаться в поту и ужасе, выкрикивая раз за разом одно лишь имя.
[indent]Орика, если честно, хотел бы, чтобы это был сон. Так было бы проще. Так у него был бы шанс ещё все исправить. Или, если уж на то пошло, то хоть что-то.

[indent]Когда влажные от крови пальцы сквозь тьму вырывают его из объятий пепла и сажи, Орика понимает, что в этот раз все произошедшее не было сном. Орика понимает, что чёрное пламя с голубыми всполохами, что чужая алая кровь, мешающаяся с лазурной, что боль, отчаяние и ужас — все это было настоящим.
[indent]Орика понимает, и из глубины души поднимается холодной волной страх, сковывающий мышцы и тушащий огонь внутри него.

Что если..?

[indent]Но окровавленные пальцы не сжимаются на его горле и не пытаются разорвать. Окровавленные пальцы держат его крепко, прижимают к ослабевшему телу и тянут прочь из выжженной быстрей могилы многих сотен демонов.
[indent]Нетвердо ступая, Орика думает, что у Ямы и Огня сегодня пир.

[indent]У Орики нет сил открыть глаза, но с каждым шагом ледяные тиски немного разжимаются, а с каждым новым ударом сердца внутри становится все жарче, будто в печи, ушли в которой раз за разом раздувают огромным мехом. Он никогда не ощущал себя таким беспомощным, и пламя, занимающееся в нем снова, бьется о рёбра загнанной птицей вместе с сердцем, требуя выхода. Он чувствует запах свежей крови, ярче, чем затхлый сладковатый привкус, оседающий на языке от крови уже запеченной, и ощущает, как пальцы того, кто его поддерживает, слабеют.
[indent]Орика понимает, что идти им осталось не долго. И совсем не потому, что пункт их назначения уже близко.

[indent]Орика открывает глаза и видит, как мир, потерявший краски, окрашивается алым росчерком, нарисованным чужим мечом. Мечом, который Орика знает слишком хорошо. Мечом, который сейчас их защищает. Мечом, пальцы на эфесе которого вот-вот разомкнутся.
[indent]Орика не может этого допустить. Орика не может допустить, чтобы с Ярхом что-то случилось.
[indent]Они дойдут до серых, нависших над Дитом, стен крепости бретёров.

[indent]Суматоха на улицах стихает, но бой ещё не окончен, и буквально следом за первым на них бросается второй демон, чувствуя в двух раненных легкую добычу, а в Ярха, истекающем кровью, чувствуя простой путь на верх адской пищевой цепочки. Орика не позволяет массивному топору с эмблемой Аваддона опуститься, вскидывая руку и позволяя пламени сорваться вперёд, обжигая чужие мощные лапы до костей; вой разносится по заваленной телами улице, а пламя внутри его груди занимается ярче: огонь кормился кровью, и он готов был есть и есть.
[indent]Но Орика не против: чем больше Огонь ест, тем больше у него сил для защиты. Или для нападения.

[indent]— Все... нормально, — чужие слова ещё отдаются в ушах эхом, выпиваются в сердце когтями, выворачивают рёбра и закапываются пальцами во внутренности, и Орика ощущает, как от дрожащего голоса Ярха у него внутри все скручивает; Орика ощущает, что он готов свернуть горы и победить смерть ради того, чтобы этот голос снова отдавал металлом и звучал звонко.

[indent]Городские ворота, кажется, должны быть закрыты, но когда они выворачивают на широкую улицу, ведущую почти напрямик к крепости бретёров, огромные створки распахнуты настежь и под сводами каменных арок идёт сражение.
[indent]Орика не присматривается, и они с Ярхом делают несколько шагов прочь, не желая тратить силы на то, чтобы избежать ненужного боя, однако звонко выкрикнутое девичьим голосом имя бретёра заставляет их остановиться.
[indent]Орика узнает этот голос, последний раз слышанный им в том безумном лесу, где плоды с человеческими лицами завлекали и тянули в бездну погибели. Орика узнает этот голос и льющуюся из него энергию.

Танахия.

[indent]— Похоже, твои друзья все ещё с тобой... — голос у Орики слабеет и он едва не соскальзывает с плеча Ярха, но, тем не менее, на его губах играет улыбка. Он помнит тот лес и помнит, почему Танахия и Бордж повезло больше прочих и они лишились не жизни, а лишь кожи на руках. Он помнит, как Ярх за них переживал.
[indent]Он помнит и правда счастлив, что они до сих пор все вместе. Это, думает Орика на краю сознания, сжигая ещё несколько напавших, бросившихся наперерез друзьям Ярха, самое ценное, что можно обрести в их мире. Орика понял это, когда Ярх разбил его цепь, просто так даруя свободу.
[nick]Orica[/nick][status]burn the flame[/status][icon]https://i.imgur.com/S7PmuO0.png[/icon][fandom]Bubble comics[/fandom][lz]but all they wanted was violence to plant their seeds and divide us. if they want the worst that's inside us well, bring on the violence[/lz]

[indent]Орика задыхается. Солнце над головой скрыто тучей пепла, воздух вокруг заполнен дымом, разъедающим глаза, гарью, въедающейся в кожу, пеплом, забивающим собой лёгкие. В носу острый металлический запах крови, а под ногами — куски тел, скользкие лужи и острые мечи, впивающиеся в ступни, рвущие подол рясы, цепляющиеся за толстую расшитую ткань, словно пальцы мертвецов, пробившиеся сквозь землю в День почитания предков. Орика, словно пламя в банке, слабеет, его тянет к земле вес собственного тела, окровавленная ряса, раны и даже чужой жар рядом.
[indent]Орика задыхается, как задохнулся бы костёр без дров, как дракон со слишком туго стянутым ошейником.
[indent]Орика задыхается, но впивается в окровавленную одежду Ярха сильнее, стискивает пальцы, не отпускает. Не отпускает, потому не может, не хочет, не должен. Не отпускает, потому что обязан Ярху всем, потому что пришёл сюда, чтобы его золотые, цвета Небесного огня увидеть, чтобы свет в них не погас, чтобы и дальше они смотрели, как Ад под ноги покорно ложится. Не отпускает, потому что боится.
[indent]Орика задыхается, но в нем ещё есть искра, чтобы продержаться, пока голос Танахии не станет ближе.

[indent]Когда тело Ярха резко тяжелеет, Орика уже почти ничего не понимает. В нем говорят скорее инстинкты. В нем остался только затухающий уголь. Впрочем, и уголь способен обжечь.
[indent]Но обжигать уже не надо. Он ещё пытается вскинуть руку, пытается защитить наверное всего второй раз в жизни вставшего под тяжестью своих собственных ран на колени Ярха, но когда огромная тень скрывает от него остатки света, а сильные пальцы смыкаются на плече, Орика понимает, что они в безопасности.
[indent]Понимает и позволяет себе наконец-то отдаться тьме.
_________________
[indent]Орике снится потухший костёр, в котором тлеют угли, и воткнутый в самый его центр клинок, знакомый ему до боли. Вокруг ночь, и Орике кажется, что он должен начать обряд, но он вдруг понимает — у него нет ни рук, ни ног, ни тела. У него нет ничего. Нет, потому что он — это угли, тлеющие, не нагревающие даже острие прекрасного клинка, не то что способные взмыть вверх и соединиться с Небесным огнём.
[indent]Орика понимает сразу, что происходит. Возможно, он умирает. Возможно, Небесный огонь пришёл забрать положенную ему жертву. Возможно, он отдал Ярху долг.
[indent]А, возможно, все не так. Возможно, Орике ещё придётся многое понять в чтении воли Небесного огня. Или, возможно, просто не пришло его время.
[indent]В последнее Орика верит больше всего, когда на горизонте занимается рассвет, медленно светлой полосой подбираясь, словно убийца, к кострищу. О последнем Орика думает, когда лучи лижут углу, когда издалека накатывает вдруг постепенно нарастающий гул, и когда чувствует, как от света солнца угли начинают разгораться.
[indent]Когда пламя вспыхивает, окутывает клинок, раскаляя до бела сталь, и взмывает в небо, Орика не сомневается, что у Небесного огня ещё есть для него пара-других предназначений.
[indent]И кто знает, не связаны ли они с самым острым клинком, который только можно найти в Аду.

[indent]Орика вздрагивает и просыпается с первыми лучами солнца, почти тут же пытаясь встать. Тело ломит, голова кружится, тугие повязки стягивают грудь, мешая двигаться. Все это отвлекает его внимание. Отвлекает и не даёт заметить безумный даже по меркам Ада взгляд лекаря, с которым тот уставил на него, выронив ушат с мокрыми окровавленными тряпками.
[indent]Орика понимает, что произошло, не сразу.

[indent]— А я предлагал сразу тебя поджечь и посмотреть, что из этого выйдет, — огромный демон, пристроившийся возле соседней койки, безразлично отворачивается к балкону и фыркает.
[indent]К нему торопливо подползает лазурно-желтая ящерица, зализывая занявшийся огоньком кончик хвоста.

[indent]Орика выдыхает, падает обратно на койку и поднимает взгляд в потолок. Там, словно понятное одному ему послание, расплылось чёрное, как поднимающийся за балконом столб дыма, пятно гари.
_________________
[indent]— Позволь мне? — Танахия касается его плеча, спокойная внешне, но напряженная, словно натянутая струна, внутри, и кивает на балкон, — Отдохни сам. Ему будет проще видеть, что с тобой все хорошо, чем то, что ты мучаешь себя, все эти дни прочахнув над его койкой.

[indent]Орика соглашается не сразу. Он медлит, машинально гладит чешуйчатую морду не отходящей от него ящерицы, и лишь спустя несколько мгновений встаёт, уступая место возле койки Ярха Танахии.
[indent]Ящерица, издав урчащий звук, вскакивает следом и, поводив мордой между койкой хозяина и Орикой, следует за последним, как яркий, верный хвост.
[indent]Орике, в целом, все равно. А, может быть, даже и нравится.

[indent]На балконе, залитом солнцем, Орика проводил все время, которое не просиживал у койки Ярха. Он покидал цитадель лишь раз, почти сразу после того как очнулся, едва не спалив пару врачей и ту самую ящерицу, с тех пор смотрящую на него с каким-то глуповатым обожанием — ему нужно было помолиться и принести подношения Небесному огню. Ему нужно было попросить у Огня милости для Ярха.

[indent]С тех пор Орика крепость не покидал, все больше находя себе занятие в помощи, словно бы послушный ученик, следовавший заветам, которые когда-то пересдавал ему его дед. Проходясь между коек раненных бретёров, Орика все отчетливее слышал чужие слова: огонь не только разрушает, но и созидает, запомни это, и только от тебя зависит, будет ли ты губить или спасать.
[indent]Помогая, Орика все больше думал, что спасать ему ещё только предстоит научиться. Впрочем, у него для этого все время Ада.

[indent]Сейчас в лазарете уже было спокойнее. Кто-то умер, кто-то ушёл, кто-то успокоился и отдыхал, так что Орика мог позволить себе остаться на балконе. Дит его не завораживал, не очаровывал и не манил, но наблюдать за тем, как город приходит в себя, вставая с колен, на которые его поставил переворот, помогало Орике сосредоточиться и собраться с мыслями. Подумать же ему было над чем. А, в особенности, над вопросом что дальше?
[indent]Ответа у Орики до сих пор не было.

[indent]Ответ, впрочем, кажется появляется, когда его окликает слабый, но так хорошо знакомый голос.

[indent]Орика оборачивается и чувствует, как в груди разгорается приятное тепло, которого он не чувствовал уже очень и очень давно.
[indent]Орика улыбается вдруг осторожно и понимает, что счастлив. Счастлив видеть Ярха живым.

[indent]— Знаю. Мы греемся с ней вместе, — он поднимает руку и ящерица, чьё имя он так и не выпытал ни у кого, как ни старался, и которая полюбила прятаться вот так, в полах его рясы, сворачиваясь клубком вокруг кресла, на котором Орика сидел, поворачивает голову, высунув наружу язык, как не очень умная, но очень любопытная животина; такой, наверное, она и была.

[indent]На несколько секунд повисает тишина, и кажется, что даже Дит внизу замолкает. А потом Орика поднимается на ноги, в два широких шага оказывается подле Ярха, обнимая его и обжигая жаром.

[indent]— Я молил Небесный огонь, что ты пришёл в себя скорее. Я рад видеть тебя живым.

[indent]Орика улыбается коротко и выдыхает, отстраняясь немного, но так и не отступая.
[indent]Он не понимает, когда Ярх стал для него так важен, но зато он понимает, что не хочет его отпускать.
[nick]Orica[/nick][status]burn the flame[/status][icon]https://i.imgur.com/S7PmuO0.png[/icon][fandom]Bubble comics[/fandom][lz]but all they wanted was violence to plant their seeds and divide us. if they want the worst that's inside us well, bring on the violence[/lz]