[indent]Гюстав нервно потирает руки, но, не ощутив пальцами медицинского латекса, а нащупав лишь грубую шерсть форменных военных перчаток, вместо успокоения получает новую порцию нервного напряжения. Он знает, что ему нужно собраться, знает, что сейчас на него смотрит весь отряд, знает, что ему нужно быть спокойным не столько для себя, сколько для них. Он знает, что не навредить можно разными способами, и один из них — vivere animo, твердость духа.
[indent]Он знает, что лечить и поддерживать дух отряда — одинаково важно. И он не подведет чужих ожиданий.

[indent]Гюстав смотрит прямо перед собой, собирается с мыслями, делает несколько вдохов, а после поднимает защитное стекло шлема и через секунду вовсе снимает его. Теперь на его лице нет ни волнения, ни страха, ни тревоги. Теперь он улыбается, мягко, едва заметно, кивает хмуро смотрящему на него оперативнику сопровождения, которого, насколько он помнит, зовут Квентин, и легко машет рукой:

[indent]— В конце концов, все это похоже на небольшое приключение, да?

[indent]Гюстав думает, что это, в общем-то, не смешно и особо обстановку не разряжает, хотя у него с этим, знает он, никогда проблем не было, ведь кому, как не медику, быть тем, кто способен не только справить вывихнутую руку, но и моральный дух отряда поднять?
[indent]Квентин, тем не менее, то ли из вежливости, то ли простого из желания сбросить напряжение, улыбается в ответ: едва заметно, неуверенно, но, кажется искренне. И этого Гюставу, пожалуй, достаточно. Достаточно думать, что он, возможно, кому-то помог.

[indent]— Готовность три минуты. Проверить снаряжение, связь со штабом и работу камер, — Питерс, командир оперативников, назначенных им сопровождением, стучит двумя пальцами по ярко подсвеченному дисплею своих наручных часов, дергает винтовку, висящую у него на плече, и проверяет, плавно ли идет затвор. Все трое его ребят, включающие в себя Квентина, Марко и, кажется, Ли, повторяют за командиром о чем-то негромко переговариваясь.
[indent]Гюставу приятно видеть чужую сплоченность, но он, кивнув собственным мыслям, предпочитает сосредоточиться на собственном снаряжении, первым делом проверяя подсумок с ампулами для лекарственного дозатора, набор дополнительных прокоаугелянтов и бинты, а только потом — пистолет и запасные к нему обоймы. Краем глаза Гюстав смотрит на Оливье, но ничего тому не говорит, словно молчание над ними — это окклюзивная повязка, которую ни в коем случае нельзя трогать раньше назначенного срока, потому что она не схватится и будет пропускать воздух внутрь сквозной раны, способной убить весь организм.
[indent]Возможно, если подумать, то так оно и было: под групповой терапией, встречами с доктором Панди и самоубеждением не было ничего, кроме огромной пропасти и тяжелого прошлого, неприятно саднящего даже спустя много лет.
[indent]Впрочем, тут же напоминает себе Гюстав, это не имеет никакого значения, потому что самое главное — выполнить задание. Не просто для собственного успокоения, не потому что этого требует командование, а потому что это должно спасти жизни. Много невинных жизней.

[indent]— Док, — Питерс поднимается на ноги, крепко цепляется пальцами за перекладину у потолка, и нависает над Гюставом, закрывая тому обзор на Оливье, — Внутри, считай, Ваша территория, так что мы будем к Вам прислушиваться. Но я сразу скажу — давайте не будем забывать, что там творится черт знает что, так что не бросайтесь в крайности, ладно?

[indent]Гюстав открывает было рот, выдыхает, но так ничего и не говорит, лишь разводя руками и кивая, давая Питерсу понять, что он его услышать. Гюстав прекрасно понимает, о чем ему говорит оперативник, представляя себе в полной мере последствия своего гипертрофированного гуманизма в том случае, если он не сможет сдержать его в узде.
[indent]Потерев загривок, Гюстав дает себе слово быть очень внимательным и трезво оценивать ситуацию.

[indent]Пряча проверенный пистолет в кобуру и надевая шлем, поднявшись на ноги, Гюстав цепляется за другой поручень и поворачивается спиной к двойным дверям фургона, которые вот-вот должны были открыться:
[indent]— Я не думаю, что мне стоит повторять весь инструктаж, но хочу напомнить вам всем об одном: мы не знаем, что происходит внутри, и, пока не выясним, должны быть предельно осторожны. Не открывайте огонь без надобности. Там множество пациентов, это, в конце концов, больница, и мы здесь не для того, чтобы вредить, а для того, чтобы во всем разобраться и помочь, — Гюстав внимательно смотрит на каждого из их небольшой группы, а после отворачивается.
[indent]Питерс в этот же момент толкает дверь и они, грузно спрыгнув на белоснежную плитку больничного крыльца, слаженной группой двигаются вперед, туда, где непрозрачным пологом была скрыта целая больница, хранившая внутри себя что-то, что напугало правительство Штатов до таких же белых висков, как были у Гюстава.
[indent]И об этом чем-то не было никакой информации, кроме записи обрывком одного единственного звонка, голос на котором на недоступной человеческим голосовым связкам высоте просил о помощи.
[nick]Gustave Kateb[/nick][status]no harm[/status][icon]https://i.imgur.com/mQ1su4y.png[/icon][fandom]Tom Clancy's Rainbow Six: Siege[/fandom][lz]mercy – empathy – dare – integrity – care – ingenuity – ethics.[/lz]

[indent]Яркий, почти белоснежный, с холодным металлическим отливом свет больницы бьет по глазам сразу же, как только толстое пластиковое полотно карантинного ограждения тяжело падает обратно на землю за их спинами. Зрачки, знает Гюстав, резко сужаются и приходится щурится, чтобы дать глазам привыкнуть.
[indent]А ещё он знает, что вместо со зрачком сужается и его поле зрения, стоит лишь ему увидеть собравшихся в приемном покое людей, на чьих лицах застыли печати тревоги, неопределенности и страха. Гюставу требуется несколько секунд, как и зрачкам в его глазах, чтобы приспособиться, чтобы начать различать что-то кроме людей, которым, знает он, нужна помощь, и чтобы напомнить себе, что собранность и сосредоточенность в их случае — тоже часть помощи пациентам. Пациентам, потому что, вопреки расхожему мнению, люди за одним врачом не закрепляются.
[indent]Людям должны помогать все, кто в состоянии это сделать.

[indent]В себя Гюстав приходит только лишь когда слышит громогласный, как львиный рык, голос Оливье. Он не вздрагивает, не дергается и никак внешне не показывает, что до сих пор не привык к этому глубокому, сильному голосу, способному в прямом смысле этого слова мертвого из могилы поднять. Ну или, на крайний случай, разогнать прайд голодных, жаждущих легкой добычи, львов. Гюстав лишь моргает, поднимает голову и смотрит на мощную спину, способную вынести не только тяжеленный рюкзак со снаряжением, но и боевого товарища, если тому нужна помощь.
[indent]Тут же, впрочем, Гюстав вспоминает, что самоотверженность Оливье не всегда такая яркая, как его защитный, кричащий об опасности, костюм. Мысли об этом, правда, он гонит прочь, напоминая себе, что сейчас они должны быть на одной стороне, а не чертить между собой линию и зверями, загнанными в угол, смотреть друг другу в глаза.
[indent]Не говорит он ничего и о сильных пальцах, встряхнувших несчастную, находящуюся в прострации, медсестру, из последних сил пытающуюся не сойти с ума и поддержать у пациентов иллюзию спокойствия, точно также, как не показывает до последнего панику стюардесса на борду падающего самолета, пока за ее спиной два пилота, от которых теперь все зависит, стараются поднять огромную железную птицу обратно в небо вопреки беспощадным законам всемирного тяготения. В больнице же такими пилотами должны были быть врачи. Поэтому, пожалуй, Гюстав медлит, но так ничего не говорит на чужие действия, лишь коротко и успокаивающе касаясь плеча медсестры и машинально бросая взгляд на небольшой бейдж, прикрепленный стальной булавкой к форме: младшая медицинская сестра Салли Джонсон.
[indent]Гюстав запоминает чужое имя совершенно машинально, по чисто профессиональной привычке и привитой с самого детства вежливости. Он знает, что люди открываются тебе быстрее, если ты зовешь их по имени, обращаешься напрямую, не даешь уйти от ответственности разговора. Он знает, что в их ситуации им может пригодиться любая помощь, и кто знает, какую еще роль сыграет в этой истории простая девушка с красивым, типично американским, именем?

[indent]Оливье добирается до врача первым, и Гюстав решает, что не будет вмешиваться. Он мог столько угодно говорить о том, что Фламану не достает эмпатии и решительности действий, но он никогда, ни в одной из параллельных вселенных, не скажет, что Оливье Фламан не профессионал своего дела. Он знает, что специалиста лучше для этой ситуации Радуга не нашла бы, и был полностью согласен с Панди в его выборе. Так что Гюстав, пока есть возможность, решает сделать то, что, в свою очередь, получается лучше всего уже у него.

[indent]— Прошу Вас, послушайте моего коллегу, — Гюстав вскидывает вверх раскрытые ладонями к толпе руке, не давая волне встревоженных людей хлынуть вслед за Оливье; люди на удивление действительно замирают, то ли остановленные красным крестом на его рукаве, то ли на мгновение ошеломленные решительностью в негромком, спокойном голосе, чтобы расслышать полностью который необходимо было хотя бы на пару секунд притихнуть, — Я хочу уверить вас, что ситуация на данный момент находится под контролем, вокруг больницы развернуты пункты быстрого реагирования, которые примут всех здесь находящихся сразу же, как только мы установим, что в действительности нет никакой опасности, — он продолжает, пока Питерс и его команда обступают его, вставая по обе стороны; Гюстав, выдохнул, опускает руки и просит оперативников надежнее спрятать оружие, чтобы не дать людям повода подумать, что дула вдруг могут уткнуться в их лица, а не в пол, выложенный голубоватым кафелем, — Но сохранить контроль мы сможем только с вашей помощью. Сейчас мы не располагаем точной информацией относительно ситуации, но прошу вас всех подумать о тех, кто вас ждет: вы все хотите вернуться к родным, а я честно говорю вам, что не знаю, безопасно ли это. Поэтому нам и важно ваше понимание и ваша поддержка.

[indent]Гюстав замолкает, смотрит внимательно на толпу перед собой, пытаясь рассмотреть в чужих глазах согласие или хотя бы понимание, и молчит. Питерс легко тянет его за рукав, указывая им за спину, и первым делает шаг прочь, в ту сторону, куда направлялся уже Оливье в целеустремленностью, которой позавидовал бы и локомотив со сломанными тормозами.
[indent]Но Гюстав медлит и все еще ждет.
[indent]А потом с облегчением выдыхает, когда видит, что живая человеческая масса нерешительно отступает сначала на шаг, а потом еще и еще. Голоса из возмущенных становятся просящими, где слышится раздраженное "Пожалуйста, побыстрее", где-то испуганное "Стоит ли нам волноваться?", а где-то уверенное "Ну будет что потом детям рассказать".
[indent]Гюстав ощущает, как внутри у нег неприятно копошатся тревожные мысли, но он твердо гонит их прочь.

[indent]— Merci, — Гюстав невольно срывается на родной французский и тут же отворачивается, торопливо следуя за остальной группой.

[indent]Когда он нагоняет их, Питерс уже толкает дверь в восточное крыло, по пути напоминая основные инструкции:
[indent]— Черт, какого хрена здесь хоть глаз выколи? Ладно, разберемся. Так. Прошу вас всех не забывать, что наша задача — найти нулевого пациента и...

[indent]— И по возможности оказать ему помощь, — Гюстав перебивает его, уверенно, но совсем не агрессивно; у него нет причины для агрессии, и он не желает подрывать чужой авторитет; все, чего он желает — это не забывать о своей клятве спасать чужие жизни, — Как и всем пациентам восточного крыла, которые там остались, если им нужна будет помощь. Мы выясним все, что требуется, но прошу вас, не забывайте, что это люди. Напуганные неизвестностью люди, как те, что остались позади. Давайте не будем для них агрессорами, и тогда нам будет проще получить то, что нам нужно, — он выдыхает.
[indent]Гюстав готов биться об заклад, что если бы не маска, он увидел бы, как у Оливье и Питерса одновременно закатываются глаза.

[indent]— Ладно. В общем, давайте просто без фанатизма. Меня просили по возможности вернуть вас обоих целыми вместе с результатами, так что не усложняйте мне работу.

[indent]— Ну, капитан Питерс, Вы можете сколько угодно усложнять мне жизнь в моей работе сохранения Вашей. Хотя, конечно же, не советую, — Гюстав тихо фыркает и улыбается.
[indent]Питерс качает головой.
[indent]В глубине центрального коридора восточного крыла, там, где согласно плану должна быть операционная, раздается какой-то громкий шум, с которым, предполагает Гюстав, могла бы перевернуться металлическая тележка с хирургическими приборами.

[indent]— Активность на двенадцать часов, — Питерс понижает голос и указывает двумя сложенными пальцами вперед, больше ничего не говоря. Один из оперативников, судя по нашивке Марко, безмолвно следует такому же безмолвному указанию и отделяется от группы, первым двинувшись вперед, туда, где тьма коридора прорезалась тонкой полоской света из приоткрытой двери.

[indent]Оттуда, в свою очередь, снова доносится шум. На этот раз, думает Гюстав, это похоже на отдирание чего-то тяжелого от пола, куда это что-то было намертво вкручено.
[indent]Совершенно безотчетно Гюстав делает шаг ближе к Оливье, но не потому что ищет защиты. Он шагает ближе, потому что сам готовится, если потребуется, защищать и помогать. На это его желание никакие их разногласия повлиять не смогут.
[nick]Gustave Kateb[/nick][status]no harm[/status][icon]https://i.imgur.com/mQ1su4y.png[/icon][fandom]Tom Clancy's Rainbow Six: Siege[/fandom][lz]mercy – empathy – dare – integrity – care – ingenuity – ethics.[/lz]

[indent]Всем снятся кошмары. Гюстав — не исключение. И, даже, если подумать, Гюстав скорее яркое тому подтверждение.
[indent]Гюставу кошмары снились часто, хотя началось это не с детства, а после того, как он вернулся из Восточной Африки. Ему снились кровь, забрызгавшая пожелтевшие стенки медицинских тентов полевого госпиталя; снились стреляные гильзы, градом сыпящиеся ему под ноги, отлетающие в стороны, отскакивающие от жесткой земли и собирающиеся в целые лужи, в которых, казалось, можно утонуть; снились крики, мольбы о помощи, детский плач; снились ужас, застывший в мертвых глазах, и страх, исказивший мертвые рты.
[indent]Ему снился его же госпиталь, разоренный сепаратистами, его же коллеги, убитые человеческой жаждой крови и его же первый убитый человек. Гюстав метался, собирался простыни и кричал, пока во сне не появлялся росчерк ярко-желтого цвета, перекрывавший кровь, заслонявший собой ужас и прогонявший его, как солнце прогоняет тьму. Гюстав просыпался, и золото чужих волос снова было рядом, на нем играл бликом луч света, а чужая сильная ладонь сжимала его руку, пока тихий, бархатный голос шептал на ухо я здесь, Гюстав, я рядом.
[indent]Оливье. Он спас его тогда, в Африке, и спасал потом — от кошмаров в их кровати во Франции.

[indent]А потом Оливье сам стал его кошмаром. Потом уже росчерк его желтого с угрожающим чёрным костюма заставлял Гюстава метаться по постели, просыпаться в поту и подолгу пытаться перевести дыхание, чтобы хоть немного выспаться к утренней смене.
[indent]Вот только потом уже никто не сжимал его ладонь, не переплетал его пальцы со своими и не шептал на ухо, согревая кожу дыханием.
[indent]Потом Гюставу пришлось научиться справляться со своими кошмарами самому. И со временем он к ним даже привык, как привыкает неизлечимо больной к постоянной, тупой, ноющей боли, год за годом подтачивающей его изнутри и отступающей лишь когда он принимает новую дозу лекарства. У Гюстава было такое лекарство — помощь людям. Работа. Уверенность в том, что он не даст погибнуть людям.
[indent]Гюстав лечил свой страх подвести чью-то веру в него, свой страх не спасти ежедневной встречей с необходимостью этот страх встречать лицом к лицо и преодолевать его. Гюстав лечил свой страх помощью другим.

[indent]Сейчас, глядя на забрызганную кровью операционную и вздрагивающий комок крошечного тела в углу, Гюставу кажется, что кошмары наконец достали его и наяву.

[indent]У Гюстава вниз по позвоночнику спускается холодная волна мурашек.

[indent]— Nom de Dieu, qu'est-ce que...? — Гюстав выдыхает едва слышно, застывает на месте и сглатывает. Его профессиональная привычка заставляет взгляд метаться по крошечному телу от ярко-алых наростов на тонких ручках к клыкам из непонятного минерала и когтям из него же, заставляет отмечать глубокие раны и неестественные мутации и пытается определить болезнь, которая могла так исковеркать ребёнка. В это же время его человеческая часть в ужасе отступает перед этим зрелищем.
[indent]На мгновение Гюстав думает, что Оливье с его богом, наверное, сейчас должно быть проще, потому что бог, быть может, мог бы от подобного защитить.

[indent]А потом повисшую тишину разрывает чужой крик и Гюстав приходит в себя. Потом он будет себя за этот момент слабости ненавидеть. Сейчас же было не до этого.

[indent]— Держитесь на расстоянии! — Гюставу отчаянно хочется сказать совершенно другое, но ситуация, знает он, не располагает, — Сначала мне нужно пон...

[indent]Но договорить Гюстав не успевает. Мало заметное движение крохотного тельца в темном углу, крик Питерса, массивная ладонь Оливье, отпустившая его и схватившая висевшее на груди оружие, звук выстрелов, вскрик, глухой звук падения тельца — все это происходит почти одновременно, сбивает мысль, путает и дезориентирует.
[indent]Гюстав застывает, глядя на распростертое крохотное тело, из-под которого растекается по полу кровавое пятно, смешиваясь с прочими, уже разлитыми по кафелю, тяжело выдыхает, чувствует, как чуть подрагивают пальцы, а после сжимает ладони в кулаки.

[indent]На мгновение ему кажется, что он снова в Западной Африке.

[indent]— Оливье, черт возьми! Не стреляй на поражение, пока мы не поймём, что происходит! — Гюстав отталкивает Фламана в сторону, бросается к телу ребёнка, глубоко, шумно вдыхает и тут же старается себя успокоить: он должен быть спокоен, если хочет быть эффективен.

[indent]Эффективность, впрочем, его, как врача, уже не нужна, и понять это можно без проверки пульса, дыхания или реакции зрачка: пули изуродовали крохотную грудную клетку ребёнка, и с такими ранами, с пробитыми легкими и сердцем, точно не живут.

[indent]— Merde! — Гюстав снова сжимает кулаки, бьет коротко костяшками по кафелю, а после, выдохнув, берет себя в руки. Панди, помнит он, его предупреждал, что это будет непростая миссия. Панди просил быть его беспристрастным и доверять не только себе, но и окружающим.
[indent]Панди просил его доверять Оливье.

[indent]Гюстав тогда едва заставил себя промолчать.
[indent]Сейчас же это получается проще. Сейчас он напоминает себе, что он на задании, от выполнения которого зависят жизни людей. Людей, которым он ещё может помочь.

[indent]— Послушайте, — Гюстав поворачивается к застывшему рядом Питерсу, избегает взглядом Фламана и, подхватив бережно тело девочки на руки, поднимается на ноги, — Нам нужно понять, что это за болезнь. Для этого нам нужно понять, что она делает с организмом, — он кладёт тело — теперь это именно тело и никак иначе — на хирургический стол и поднимает уроненную лампу, — Но нам нужен Нулевой пациент, чтобы была возможность создать лекарство, чем бы это ни было. Или хотя бы вакцину.

[indent]— Предлагаете разделиться? — Питерс с сомнением уточняет, опустив руки на перекинутый через плечо автомат, — А если Нулевой пациент проявит агрессию и мы вынуждены будем защищаться?

[indent]— Джон, pour l’amour de Dieu! Вы можете стрелять не на поражение! — Гюстав выдыхает, оборачиваясь, вцепляется пальцами в край операционного стола и поджимает губы.

[indent]Питерс вздыхает, опускает задумчиво взгляд, а после кивает:
[indent]— Хорошо. Я останусь с вами, а Квентин, Марко и Ли пойдут на поиски.

[indent]Гюстав кивает и отворачивается. Ему без разницы, как командует Питерс, это не его дело.
[indent]Ему важно, как сделает свою работу он сам.
[nick]Gustave Kateb[/nick][status]no harm[/status][icon]https://i.imgur.com/mQ1su4y.png[/icon][fandom]Tom Clancy's Rainbow Six: Siege[/fandom][lz]mercy – empathy – dare – integrity – care – ingenuity – ethics.[/lz]

[indent]Гюстав смотрит на крошечное тело, в котором от человека под действием внешних мутаций с ярким фенотипическим проявлением осталось совсем немного, словно бы от зараженного кордицепсом насекомого, и невольно вспоминает Африку. Вспоминает, как там, под палящим солнцем в пропахшей болезнью палатке, где нечем было дышать из-за тяжести выжженного уже где-то в легких запаха хлорки, он дал себе слово, что больше на его руках не умрет ни один ребенок. Вспоминает, как крошечные тела уносили прочь, к яме для утилизации. Вспоминает слезы, страх, напряжение, отчаяние и темную, опасную покорность происходящему, которая зарождается в тебе, когда понимаешь, насколько ты на самом деле бессилен, сколько бы ни старался помочь. Вспоминает собственные трясущиеся руки и то, как пальцы Оливье впервые осторожно сжали его ладони, остановили дрожь, уняли тревогу, успокоили.
[indent]Вспоминает, как впервые услышал молитву Оливье, произнесенную тихим, мягким, ласковым голосом, придающем их родному французскому особую силу и красоту. Вспоминает, как ему тогда, именно в тот момент, когда чужие пальцы сжимали его, а горячий лоб коснулся его собственного, было спокойно.
[indent]Вспоминает, как он тогда искренне поверил, что, возможно, за ними и правда, пока Оливье молится, кто-то может присматривать, и скоро все смерти, весь страх, все их бессилие закончатся, словно страшный сон. Он, человек науки, агностик до мозга костей, практик и скептик, признающий лишь человеческие усилия и достижения науки, был готов поверить в Бога, пока слушал тогда, в духоте африканской ночи, тихую, успокаивающую молитву.

[indent]Гюстав помнит, что ему казалось тогда: слова той молитвы врезались в его память на всю жизнь, словно гравировка на постаменте памятника. Или, возможно, словно выбитый в граните цельной скалы умелым скульптором барельеф.

[indent]Сейчас, моргая, Гюстав качает головой. Молитва Оливье снова вспыхивает в его голове, воскрешенная его мягким голосом. В ней снова смирение, снова надежда, снова успокоение. Но теперь для Гюстава это не красивое произведение искусства, навсегда оставшееся с ним. Теперь, думает Гюстав, выпрямляясь и расправляя плечи, скорее начерченный небрежно вандалом знак принадлежности.
[indent]Оливье, знает Гюстав, навсегда останется с ним, в его голове, в его памяти и мыслях. Но больше в этом ощущении их такой ужасно прочной связи нет никакого успокоения.
[indent]В молитве Оливье, к слову, тоже.

[indent]Гюстав выпрямляется, бросает взгляд на Оливье, словно пытаясь понять, какой из его взглядов на этого человека верен, а после выдыхает коротко и тихо и, прежде чем взяться за инструменты, что ему на каталке дал Фламан, быстро прилаживает к хирургической лампе небольшую камеру. Он знает, что им нужно все сохранить. В мельчайших подробностях. Как бы противно это ни казалось. Ответы и данные — самое важное в неизвестности.

[indent]Гюстав трет тыльной стороной лоб и думает, глядя на исковерканное неизвестной болезнью — а болезнью ли? — тело ребенка, что ответов-то, которые все от него хотели, у него и нет.
[indent]Особенно почему-то колет вопрос Оливье. Но Гюстав не позволяет себе отвлечься на это. Он врач, а не гадалка. Он не может знать всего.

[indent]— Сложно сказать вот так сразу, — Гюстав осторожно поднимает тонкую ручку с деформированными суставами фаланг пальцев, осматривает на свет, так, чтобы все было видно не камеру, и, обернувшись, тянется к скальпелю, коротко поднимая взгляд на Оливье, — На первый взгляд это похоже на кордицепс: на теле тоже наблюдаются инородные новообразования, которые очевидно берут начало в теле пациента. Но в остальном ничего общего с этим грибковым паразитом. Ни проявления, ни их внешний вид. Это какие-то кристаллы, не похожие на органические, — он отворачивается обратно к телу, разворачивает руку так, чтобы оставшаяся мягкой часть оказалась под светом ламп, и продолжает, — Могу только предполагать, что...

[indent]Закончить мысль Гюстав не успевает. Шум, застучавшее в ушах сердце и напряжение во взгляде Оливье, которое он успевает заметить прежде, чем Фламан отворачивается и отгораживает его от предполагаемой опасности уже в другой части операционной, на мгновение заставляют его отвлечься от тела, сжать чуть крепче в пальцах скальпель и поджать напряжённо губы.
[indent]А после сразу — вернуть все внимание вскрытию, напоминая себе мысленно, что Оливье своё дело знает. Оливье не допустит, чтобы ему помешали. Оливье не позволит, чтобы кто-то пострадал.

[indent]О Судане и том, что тело на его столе прошито очередью именно из оружия Фламана, Гюстав старается не думать.

[indent]— Капитан!.. — голос из раций пробивается так внезапно, что на секунду заглушает шум там, куда сейчас напряжённо целились Оливье и Джон; Гюстав не вздрагивает только благодаря профессиональной выдержке и привычке работать в совершенно любых условиях; для него на столе лежал не искореженный труп, а все ещё обычный, ни в чем не повинный и требующий уважения ребёнок, — Подходим к... ому... ту, — помехи трещат, а Гюстав хмурится.
[indent]У него нехорошее предчувствие.

[indent]— Марко? — голос Питерса, должно быть даже не отрывавшего взгляда от прицела, в котором держал коридор в другой половине операционной, звучит напряжённо и встревоженно, но, думает Гюстав, сосредоточенно отделяя сначала верхний огрубевший, порванный слой эпидермиса от мышц, а после мышцы — от изменённого непонятным минералом, проросшим словно из самой кости, дистального лучекостевого сустава, профессионализму и выдержке капитана нужно отдать должное.

[indent]— Мы готовимся войти в контакт с нулев... п...ом. Как слыш...е, капита..н?

[indent]Ответить Питерс не успевает: шум в рации резко становится громче, переходит в обрывочные крики, а грохот там, откуда тревожно ждали опасности Оливье и Джон, становится отчётливее и к нему примешается рычание.
[indent]Гюстав чувствует, как по спине проходит холодок.
[indent]Он не понимает, что с телом, кроме очевидных предположений на основе внешнего анамнеза, а этого, естественно, для верных выводов недостаточно. Ему, знает он, придётся делать анализы.

[indent]— Оливье, — Гюстав набирает в пробирку кровь, окликая Фламана, и шумно выдыхает, — Нам нужно переместиться в лабораторию. Иначе я не смогу ничего сказать точно.

[indent]Гюстав качает головой и сжимает пробирку в пальцах.

[indent]— И нам нужен образец нулевого пациента для сравнения.

[indent]В эту же секунду рация оживает снова. И на этот раз из неё не доносится ничего, кроме криков и рычания.
[indent]У Гюстава, прошедшего не одну пандемию, бывшего свидетелем ужасных страданий, которые он не мог облегчить, и видевшего гражданские войны, кровь стынет в жилах.
[nick]Gustave Kateb[/nick][status]no harm[/status][icon]https://i.imgur.com/mQ1su4y.png[/icon][fandom]Tom Clancy's Rainbow Six: Siege[/fandom][lz]mercy – empathy – dare – integrity – care – ingenuity – ethics.[/lz]

Отредактировано Murdock McAlister (2020-06-11 12:56:08)

[indent]Гюстав часто слышит от коллег: ты примеряешь чужую рубашку на себя слишком часто. Максим тогда, когда Гюстав буквально отбил у него загнанных до седьмого пота новобранцев, добавил еще тебе бы уяснить, что своя рубашка все равно ближе к телу, а после еще долго объяснял Гюставу на английском и изредка переходя на ломаный французский, что, собственно, конкретно значит эта поговорка. Тогда Гюстав, помнится, не согласился с Басудой, утверждая, что его обязывает профессия и данная клятва, но он прекрасно знал, что русский спецназовец — не первый и не последний, кто убеждает, убеждал и будет убеждать его: нужно учиться отделять чужую жизнь от своей, чужие проблемы от собственных, чужие страдания от страданий в своей душе.
[indent]Сейчас, впрочем, Гюстав не согласился бы с Басудой тоже. Сейчас, когда выстрелы прорезают на секунду ставшую абсолютной тишину операционной и тяжелое, мутировавшее тело падает на кафель, проскребая в нем полосы жесткими кристаллическими новообразованиями, исковеркавшими человеческий облик и превратившими одного из пациентов больницы в монстра, Гюстав все еще не может избавиться от ощущения, что убийство — это не решение проблемы. Он все еще верит, что помощь — это не хладнокровный выстрел, не палец, зажавший гашетку, не чувство вины за то, что помогать уже, кажется было поздно. Помощь, все еще уверен Гюстав, — это до последнего предпринимаемые попытки найти решение, поддержание жизни, операции, поиск лекарства.
[indent]Помощь, думает Гюстав, это, возможно, твоя жизнь отданная за жизни пациентов, благодарность которых ты не только не услышишь, но она тебе и не нужна.

[indent]Впрочем, знает Гюстав, не многие смотрят на мир также, как и он. Многие, знает Гюстав, предпочитаю облегчить чужие страдания, чем, проведя через них, даровать спасение.
[indent]Это, также знает Гюстав, в чем-то правильно, в чем-то разумно, и, быть может он и не согласен, но иногда даже ему приходится соглашаться. Особенно на войне. Особенно когда от тебя зависит больше, чем одна жизнь, больше, чем судьба одного единственного человека, смотрящего на тебя через прицел своей винтовки.

[indent]Гюстав выдыхает медленно, переводит взгляд с мертвого тела на Оливье, поджимает губы, но ничего не говорит в итоге. Он знает — и знал — зачем Панди отправил Фламана с ним в связке несмотря на то, что знал об их разногласиях. Он знает, что Оливье смотрит на мир не то что через другие очки, а через какой-то свой особенный, рукотворный, механический и совершенно лишенный эмпатии гаджет.
[indent]Гюстав хотел бы поспорить, но он понимает: Оливье именно тот, кто должен быть сейчас здесь. Он именно тот, кто сможет среагировать тогда, когда он сам, возможно, замешкается.
[indent]Оливье, знает Гюстав, хороший исполнитель и прекрасный солдат.
[indent]Но легче, впрочем, от напоминания себе об этом, не становится.

[indent]От размышлений, сейчас совершенно лишних, Гюстава отвлекает Питерс, перезарядивший со звонким щелчком обойму винтовки и решительно шагнувший прочь из операционной.
[indent]Гюстав, ловя пальцами чужое запястье, несколько секунд молчит, а после также молча руку Питерса отпускает:
[indent]— Будьте на связи, чтобы мы всегда знали, где Вы, Джон.

[indent]Питерс только кивает, а после скрывается в темноте коридора, там же, где недавно растворились все его люди, от которых сейчас остались лишь помехи в рации, да эхо их криков, до сих пор, кажется, слышащееся Гюставу в звенящей тишине операционной. Гюставу же не остается ничего, кроме как вернуться к операционному столу и, спрятав пробирку с кровью девочки в нагрудный карман разгрузки, подхватить безжизненное, повисшее тряпичной куклой, тело на руки. Подхватить также, как если бы она все еще была жива и нуждалась в помощи: бережно, мягко, с проскальзывающим в каждом движении почтении.
[indent]Гюстав снова думает, что, возможно, хорошо, что Оливье здесь. Оливье, надеется Гюстав, не даст ему ошибиться. А он, в свою очередь, не даст ошибиться Оливье.
[indent]Снова.

[indent]Тишина темных коридоров, по которым их вел Оливье, стоило лишь им пересечь границу света на пороге операционной, являющейся, кажется, последним оплотом электрической цивилизации в этом крыле больницы, казалась еще более гнетущей и тяжелой, нежели тишина, что недавно была разорвана автоматными очередями. Гюстав слышит, как его шаги в тяжелой броне раздаются по всей длине заброшенных коридоров с покрытыми кровью и царапинами стенами, слышит, как гремит обвес, как шуршит больничная одежда на крошечном теле в его руках, как разносится их тяжелое дыхание.
[indent]Гюстав слышит, что они здесь чужие, что им не место в этой темноте, что здесь — свои законы и свои правила, с человеческими не имеющие ничего общего, и он, как врач, положивший жизнь на поприще науки, чувствовал себя особенно неправильно там, где этой науке не находилось применения.
[indent]Гюстав стискивает пальцы на маленьком плече мертвой девочки и сжимает губы в тонкую линию.
[indent]Это какое безумие.

[indent]— До...ор Кат...б? — рация оживает и, прокашлявшись помехами, выдает уже более разборчивый голос Питерса, — Мистер Фламан? Я нашел группу выживших пациентов ...з ...к...ов заражен...я. Отправлю координ...ы ...ам.

[indent]Рация глохнет почти сразу, так, как если бы у нее вдруг сели батарейки.
[indent]Гюстав смотрит на Оливье, но едва различает его лицо, почти не видит глаз, и что уже говорить о чужих эмоциях. Он хорошо знал Оливье, но сейчас ему хотелось именно увидеть глаза Фламана, прочитать в них то же, что, наверняка, читалось и в его собственных — напряжение, сомнение, тревога, страх.
[indent]Хотя львы, наверное, не боятся.
[indent]По крайней мере, этот лев — не боялся. Раньше.  всегда действовал решительно.

[indent]— Где точка с выжившими? — он говорит ровно и почти не слышно, словно не желая нарушать темную тишину, а потом добавляет быстро, — Относительно лаборатории.

[indent]Гюстав не собирается ничего обсуждать. Он просто хочет знать. Знать, где выжившие, которым еще можно помочь.
[indent]Которым нужно помочь.
[nick]Gustave Kateb[/nick][status]no harm[/status][icon]https://i.imgur.com/mQ1su4y.png[/icon][fandom]Tom Clancy's Rainbow Six: Siege[/fandom][lz]mercy – empathy – dare – integrity – care – ingenuity – ethics.[/lz]

[indent]Яркая красная точка на наручном дисплее Оливье отбрасывает тревожные пульсирующие тени на стены, сливаясь с отблесками наросших на зеленоватую краску алых кристаллов. Гюстав смотрит на проложенный умной машиной маршрут до точки с выжившими, потом переводит взгляд на обозначение лаборатории, а после — снова на красный пульсар, волнами расплывающийся по всему экранчику. Постепенно, по мере того, как все напряженнее он сводит брови, точка начинает подстраиваться под ноющую, начинающую набирать обороты, головную боль, маленьким металлическим молоточком принявшуюся долбить стенки черепа в области височной доли с настойчивостью угольного старателя.
[indent]Стискивая пальцами плечо мертвого ребёнка на своих руках и думая, скольких можно спасти от этой участи, Гюстав отрешенно замечает, что голова у него болит последнее время очень часто. Хочется сказать, что это из-за Оливье, зачастившего в его жизнь и совсем не хочется думать о необходимости проходить магнитно-резонансную томографию.
[indent]Поджимая губы, Гюстав, впрочем, думает, что часто в жизни нам приходится делать то, что совсем не хочется: ложиться в больницу, брать отпуск, говорить родным, что их ребёнок с вероятностью в девяносто девять процентов не сможет побороть болезнь, рвать с человеком, который, казалось, идеально тебе подходит.
[indent]А иногда, понимает Гюстав, как бы ни хотелось обратного, нужно послушать Оливье и сосредоточиться на вакцине. Сосредоточиться, чтобы потом спасти жизни, которые иначе, поторопившись, можно загубить. Сосредоточиться, чтобы пульсирующая точка на экране не превратилась в ещё одну пометку с черепом, какие Оливье ставил, когда они находили трупы пациентов и персонала, искореженные неизвестной им болезнью.

[indent]Помедлив ещё долю секунды Гюстав шагает за Оливье и переступает порог лаборатории, щурясь от яркого электрического света и слыша, как за спиной Фламан захлопывает прочную противоударный дверь с каленым сетчатым стеклом, служившим смотровым окошком. Все ещё думая, не ошибка ли это, Гюстав отмечает про тебя, что, в случае чего, дверь выстоит хотя бы удар, выиграв ему время достать оружие, а, значит, это хорошее место для обороны.
[indent]Хорошее, конечно, только в том случае, если опасность придёт снаружи.
[indent]Впрочем, опуская тело девочки на стол для вскрытия, включая операционные лампы и подавая питание на вспомогательные мониторы, Гюстав замечает, что Оливье незаметно может даже для себя расслабляется: опускает плечи, осматривается спокойнее, встречается с ним взглядом, вместо того, чтобы рыскать им хищно по углам.
[indent]Отворачиваясь, Гюставу думает, что слишком хорошо знает этого человека; думает, что никак не может выкинуть его из головы; думает, что должен его ненавидеть, а вместо этого вздрагивает каждый раз, как слышит его низкий, с хрипотцой голос.
[indent]А ещё Гюстав думает, стиснув край металлического стола пальцами в толстых перчатках, что он слишком отвлекается. Достаточно просто понять, что он может взяться за работу.
[indent]Может и должен, ведь это то, ради чего он здесь.

[indent]— Ничего, у меня все есть: кровь, тело, оборудование. Хотя если ты найдёшь здесь кофемашину или стакан воды с анальгетиком из группы производных пиразолона, то я буду тебе признателен, — Гюстав выдыхает глухо, стягивает с ладоней толстые тканевые перчатки и с совершенно очевидным облегчением сменяет их на медицинский латекс.
[indent]Раскрывая ладонь и помогая перчатке сесть удобнее, подтягивая ее к запястью, Гюстав думает, что так — гораздо легче, проще и привычнее. Так он — чувствует тело под скальпелем. Так он помнит — тело не просто кусок мяса, и потому к нему нужно относиться с уважением.

[indent]— Вот, — он вытаскивает из нагрудного кармана пробирку с кровью и, протянув ее Оливье, кивает на новенький биохимический анализатор, — Загрузи и запусти программу. Пока машина раскрадывает кровь на элементы, я закончу вскрытие, а дальше мы посмотрим все в комплексе.

[indent]Гюстав выдыхает снова тихо и ловит себя на том, что не заметил, как перешёл с «я» на «мы». Внимания на этом, впрочем, он благоразумно не заостряет, отворачиваясь к телу на столе и пододвигая ближе тележку с хирургическими инструментами, наклоняя ближе монитор перископической системы и выставляя функцию записи, чтобы можно было передать весь материал команде за карантинным барьером, когда они выйдут из зоны глушения сигнала.
[indent]Работа, знает Гюстав, предстоит кропотливая и неприятная.

[indent]Снова Гюстав выпрямляется и отзывается по меркам их утекающего сквозь пальцы времени совсем не скоро. К тому времени он не раз успел уже подумать, что, возможно, зря не выучил с Оливье какую-нибудь молитву, а все органы, закристаллизованные целиком или поражённые участками были выложены в лотки из нержавеющей стали рядом с металлическим столом.
[indent]У Гюстава немного трясутся руки, когда он отходит от стола, стягивает перчатки с пальцев и выбрасывает их, тут же заменяя новыми. Он думает, что эта дрянь, неизвестно откуда взявшаяся, поражает его. И поражает она его в плохом смысле этого слова.
[indent]А ещё она ему кое-что напоминает, и если он не ошибается, то ему придётся стать гонцом, принёсшим дурные вести.

[indent]Чтобы отвлечься, Гюстав отворачивается от стола и переключает внимание на анализатор, пискнувший минут пять назад.
[indent]Длинный лист тонкой факсимильной бумаги неприятно цепляется за медицинский латекс и липнет к нему. Точно также взгляд Гюстава, тяжелеющий от строчки к строчке, цепляется за показатели кислотности, белка в крови и примесей.
[indent]На строчка «повышенное содержание белка» и «шестьдесят процентов неизвестных агентов», Гюстав шумно выдыхает.

[indent]Это и правда напоминает ему Судан, желтую лихорадку и то, как буквально в прямом смысле этого слова их время превращалось в песок под палящим солнцем Африки, так хорошо способствовавшем развитию болезни внутри ослабленного организма.
[indent]Здесь же, думает Гюстав, просматривая анализы до конца, развитию болезни способствует не природа, но что-то за ее пределами.
[indent]«Неизвестный агент».
[indent]Кордицепс?
[indent]Паразит?
[indent]Одно Гюстав понимал точно: эта дрянь, как и желтая лихорадка, начинает поражение с печени, с крови, и с кровью уже разносится по организму, разрастаясь, как самая настоящая грибница.
[indent]Гюстав оборачивается на извлечённые внутренние органы, на прекратившуюся в чистый кристалл печень, на затвердевшие легкие, на вырвавшийся из левого предсердия алый нарост и думает: выдрать эту грибницу, очевидно, не представляется возможным.

[indent]Но, знает он, возможно найти вакцину, превентивно сдержать заражение, узнать, на что «агент» реагирует отрицательно и деструктивно.
[indent]Всегда, знает Гюстав, есть выход: лихорадка, Эбола, чума — они победили все. Значит, победят и это.

[indent]Когда Гюстав поворачивается к Оливье, опираясь снова на металлический край стола и поманив Фламана к себе, он невольно думает: это судьба или шутка, что они снова вместе там, где болезнь жрет людей изнутри и ничего, кроме как ждать и надеяться, цепляясь друг за друга они не могут?

[indent]— Оливье, — Гюстав отходит от стола к каталке с суднами под органы, подкатывает ее ближе, под яркий свет лампы и указывает на полностью затвердевшую печень, — Полагаю, заражение начинается если не с печени, то с крови — точно. И с ней уже разносится по организму, поражая органы, мышцы и ткани, — он говорит, а вместе с этим протягивает в чужие руки распечатку анализа крови, — Смотри. Повышенный показатель белка и неизвестных тел при пониженных прочих показателях. Столько белка бывает только при заражении, когда с вирусом пытается бороться иммунитет. Но в этом анализе вообще не наблюдается показателя белых антител, — он указывает на строчку с отрицательной цифрой, — Из чего я могу сделать вывод, что это белок не от процессов работы иммунитета, а от процессов строительства новых образований. То есть вот этих кристаллов. Получается, что организм заражённого разрушается для нужд вируса.

[indent]Гюстав выдыхает, трёт лоб тыльной стороной ладони и вдруг резко бьет по краю металлического стола ладонями.
[indent]Он чувствует, как внутри на секунду вспыхивает ярость от собственного бессилия и от безжалостности заразы.
[indent]Он чувствует, как кулаки сжимаются.
[indent]Он чувствует себя предателем просто допуская возможность того, что...

[indent]— Нам нужно взять анализы у всех здесь. Если они заражены, то я не знаю, можно ли это остановить. Мы постараемся, но пока я вижу только один способ сдержать распространение — вакцинация антителами здоровых людей для недопущения заражения. Как с желтой лихорадкой.

[indent]Гюстав прикрывает глаза на секунду, чувствует, как боль вгрызается в висок глубже и тут же выпрямляется, оттолкнувшись от стола.
[indent]Нужно торопиться, чтобы успеть помочь людям.

[indent]О том, что делать, если выжившие заражены, он старается не думать.
[nick]Gustave Kateb[/nick][status]no harm[/status][icon]https://i.imgur.com/mQ1su4y.png[/icon][fandom]Tom Clancy's Rainbow Six: Siege[/fandom][lz]mercy – empathy – dare – integrity – care – ingenuity – ethics.[/lz]

[indent]Где-то в коридоре что-то с грохотом падает, разбивается стекло и топот жестких, раздирающих кафельную плитку, лап проносится мимо почти по-наивному подпертой стулом двери лаборатории куда-то дальше, прочь, туда, где, возможно, люди дожидаются помощи, а, быть может, туда, где уже помогать некому. Гюстав не знает, ровно как и не знает, можно ли теперь вообще хоть кому-нибудь еще помочь.
[indent]Гюстав не знает.
[indent]Он знает только то, что люди, как он и думал, глядя в честные, чистые глаза Панди, убеждающего его о правильности принятого им решения о составе команды, не меняются. Люди, знает он, такие, какие они есть.

[indent]У Гюстава в голове звенит, но это не от грохота в коридоре, а от чужих холодных, резких, как удары ножа, слов. Это от осознания сказанного у него волосы на загривке встают дыбом, а не от всего, увиденного и услышанного сегодня, здесь, в этом филиале Ада из какого-нибудь дешевого околонаучного фильма ужасов. И совсем не от положенных чуть ниже комнатной температуры градусов в лаборатории у него мурашки по коже. Нет. Мурашки по коже у Гюстава от ледяной стали чужих чистых, смотрящих с непоколебимой уверенностью несущегося на тебя бронепоезда, глаз, не выказывающих никакого сомнения в тот момент, когда в прямом смысле слова был озвучен ни много, ни мало смертный приговор людям, которых ещё несколько часов назад они обещали спасти.
[indent]Нет. Не так.
[indent]Он обещал спасти.

[indent]Сейчас его ставили перед фактом, что никто никого спасать не будет. Осознание лжи, выданной ему за чистую монету, лжи, в которой он волей или нет принял участие, бьет в грудь с силой несущегося на полной скорости автомобиля.
[indent]О том, что обманул, выходит, не только он, но и его, у Гюстава не находится ни сил, ни времени подумать — все силы уходят на простую и закономерную, способную вспыхнуть, как знали все окружающие, за секунду ярость. Ярость человека, у которого забрали шанс сделать то единственное, что он всегда делать старался — спасать.

[indent]— Encule, — Гюстав хрипло шепчет первое слово, мешая его с выдохом, почти проглатывая и невольно, под влиянием эмоций, захлестывающий все более крупными волнами, переходит полностью на родной язык; и пусть после этого хоть кто-то попробовал бы сказал, что французский — язык любви. Нет. Иногда, знает Гюстав, французский — это язык ярости, и они с Оливье это уже проходили.
[indent]И даже не один раз.

[indent]— Ублюдок, — Гюстав задушенно повторяет, теряя окончательно все свое благоразумие, отходит на шаг и отворачивается было, словно не находя себе места. Он мечется, как раненный зверь, хватается за защитную маску, словно собираясь ее снять, и тут же опускает руки, бессильно, казалось бы, хотя на самом деле — в приступе захлестывающих все, сметающих здравый смысл эмоций.
[indent]Гюстав растерян, он сбит с толку, он зол, он обманут и, в конце концов, он просто не понимает, что ему делать. Не знает, потому что одновременно он пытается убедить себя, что его никто не обманывал и такое развитие событий можно было предугадать, и в то же время до боли, ощутимой почти физически, чувствует себя обруганным, преданным и загнанным в угол чужим протокольным бессердечием, тем самым, которым так легко и просто проторить себе путь в непонятной и сложной ситуации, типа той, которая сейчас сжимала их в тисках.

[indent]Но Гюстав все же пытается разобраться.
[indent]И не может.
[indent]Потому что в ярости.

[indent]Гюставу обидно до боли. И ему очень хочется, чтобы Оливье почувствовал это на себе.
[indent]Хочет.
[indent]И находит возможность это показать.

[indent]Когда Гюстав поворачивается к Оливье, глаза у него темные и действительно злые, но он ничего не говорит, а просто резко замахивается и бьет. Бьет не взирая на то, что на Фламане защитная маска, и то, что у них сейчас есть куда более важные дела, чем выяснения отношений. Бьет, потому что в нем накопилось так много, что это все — обиду, злость, боль, разочарование — невозможно было удержать в себе.

[indent]Гюстав, если честно, понимая важность командной работы, был готов дать Оливье шанс и попробовать наладить отношения хотя бы в рамках рабочего взаимодействия, и, пока они шли до этой лаборатории, ему казалось, что у них, возможно, это даже получится.
[indent]Теперь, наблюдая, как по защитному стеклу чужой маски идет трещина, пересекая его от верха до низа и расползаясь паутинкой по бокам, Гюстав понимает, что был наивен. Их отношения, вспоминает Гюстав, всегда были как это стекло — прочные на первый взгляд и очень хрупкие при близком рассмотрении.
[indent]И вот, как и раньше, они снова треснули.
[indent]Ожидаемо.
[indent]Предсказуемо.
[indent]Отвратительно.

[indent]— Ты... да кто дал тебе право снова решать за других, кому жить, а кому умирать? — он тыкает пальцем в сторону Оливье и тяжело, загнанно выдыхает, — Я, — Гюстав отступает, отворачивается снова, не желая смотреть в чужие холодные, кажется совершенно бесчувственные сейчас, глаза, и переворачивает в ярости металлический хирургический столик и пустыми пробирками, которые никто и никогда уже не пустит в ход, — Я не хочу быть соучастником или даже свидетелем хладнокровного убийства, которые для тебя, похоже, уже становятся привычкой, Оливье, — он замирает, опускает ладони на затылок, медлит несколько секунд и делает глубокий вдох.
[indent]Гюстав знает, что ему нужно успокоиться, взять себя в руки и посмотреть на ситуацию трезво, с холодной головой.
[indent]Также Гюстав знает, что для него сейчас это будет невероятно сложно. Сложно, потому что именно сейчас от него хотят, чтобы он шел к людям, смотрел им в глаза и, пороча красный крест на своей форме, говорил, что им никто не поможет. Или, что гораздо хуже, лгал.

[indent]От мысли о любом из вариантов голова Гюстава начинала раскалываться так, что перед глазами вспыхивали время от времени белые молнии.

[indent]— Черт возьми, Оливье... — голос у Гюстава резко садится и слабеет, и ярость, захлестнувшая его с головой, затухает, как костер, обданный ушатом воды, превращаясь в тлеющие, еще более опасные угли, способные в любой момент вспыхнуть снова.
[indent]Он мог бы еще долго рвать и метать, но понимал, что сейчас это никому не поможет. Понимал, что нужно взять себя в руки, потому что только так. быть может, еще хоть кому-то, кого Оливье и Питерс приговорили к смерти, можно хоть как-то помочь.

[indent]— Я иду к выжившим брать пробы крови. Мне все равно, идешь ты со мной или идешь взрывать бомбу — делай что хочешь. Я же буду делать то, зачем я здесь — помогать людям, которым еще могу, — Гюстав разворачивается, смотрит холодно и уже молча проходит мимо Оливье, задевая его плечом, будто бы в последней попытке показать ему, насколько сильно он разочарован им и его решением.
[indent]Решением, из-за которого однажды они уже потеряли все, что у них было.
[indent]Все.
[indent]В том числе и себя.
[nick]Gustave Kateb[/nick][status]no harm[/status][icon]https://i.imgur.com/mQ1su4y.png[/icon][fandom]Tom Clancy's Rainbow Six: Siege[/fandom][lz]mercy – empathy – dare – integrity – care – ingenuity – ethics.[/lz]

Отредактировано Murdock McAlister (2020-08-10 21:33:44)