Солнце ударило в глаза и было таким хорошим, что хотелось его обнять. Но раз солнце было в недосягаемости, то приходилось обнимать Лидию, которая была такой же хорошей, даже лучше, чем солнце. А еще уютной и теплой. И обнимать ее тоже было хорошо. И еще у него появилась идея, которую нужно было просто воплотить.
- У нас уже есть кокосы, – Стайлз расплывается в улыбке, крайне довольный своей гениальной шуткой, и кидает выразительный взгляд на грудь Лидии, – А подожди меня минуту, я сейчас вернусь, – он звонко целует ее в щеку, мягко забирая свою ладонь, чтобы вновь вернуться в бар.
- Взбитые сливки. Мне нужен баллон взбитых сливок, – бармен посмотрел с некоторым удивлением. Обычно у него заказывают напитки, наверное, а не отдельные ингредиенты.
- Мы не продаем взбитые сливки, – он с сомнением проговорил, как будто неуверенный в своем ответе. Стайлз подался вперед, опираясь на барную стойку и заглядывая внутрь. Он уже увидел, что несколько таких баллонов имеется, и отступать не собирался.
- А если мы заключим обмен? Сколько президентов хочешь получить? – Стайлз полез в карман, доставая купюру в десять долларов.
- За одного Джексона мы можем договориться, – бармен заявил с непроницаемым лицом, вызвав непроизвольное желание тихо выругаться, но все-таки вручил тому двадцатку и получил взамен такой нужный баллон взбитых сливок, с которым он, победно улыбаясь, вернулся к Лидии, чтобы обнять ее за плечи и наконец уже направиться домой. Неплохая точка опоры, на самом деле.
- Вот теперь можем идти, – не уверен, что торг был честным, как-то он легко согласился отдать двадцатку, на которую можно было двадцать таких баллонов приобрести. Кажется, его надурили.

Стоило подумать, что Лидия не могла выбросить таблетки, как она говорит, что именно это и сделала. Стайлз бросает в сторону оставшийся пустой флакон и рефлекторно хватается за голову – казалось, если он это не сделает, сейчас она точно разлетится на куски, стреляя острыми осколками в разные стороны. Руки проводят по волосам и опускаются к шее, сцепляясь пальцами позади нее. Он делает шаг назад от Лидии, пытаясь успокоить закипевшую внутри кровь.
Лидия что-то говорит про привыкание, когда Стайлз подбирает пустую емкость из-под таблеток и читает рецепт; глаза соскальзывают с мелкого шрифта, не давая сразу прочитать. Срок истек, не пополнить. Но можно хотя бы попытаться. Можно прийти в аптеку, сказать что-то, он придумает что-нибудь. Не получится в одной, попытает удачу в следующей. Вдруг удастся.
- И в каком месте тебя это касается? – он огрызнулся в ответ на фразу о привыкании. Не то чтобы это было дело Лидии, кто там и к чему привык. И с чего вообще она взяла, говоря с такой уверенностью, даже не извинившись за то, что выбросила что-то, принадлежавшее ему.
Стайлз опустился на пол, собирая рассыпавшиеся таблетки, после поднимаясь, чтобы сделать то же самое с разбросанными по столу и аккуратно стряхнуть их обратно во флакон. Было сложно. Руки дрожали и не хотели слушаться. Каким-то невероятным усилием удалось собрать все и не рассыпать снова, после выкинув в мусор. Все равно они уже не нужны, толку от них примерно ноль. Не избавляют даже от головной боли.
Слова Лидии настойчиво стучались, пытаясь пробиться внутрь него. Сначала не было ничего, кроме отрицания. Это бред. Он не мог привыкнуть к каким-то таблеткам. Они были нужны ему, их прописал врач, разве не так?
Да, прописал, только когда это было? Рана давно успела затянуться, оставив шрам. Могло неприятно тянуть, но не до боли.
- Ты сама сказала, что это простуда, – Стайлз перебил, когда Лидия говорит, что его ломает.
Или это он сказал. Не помнит.
Сам же знал, понимал, что не простуда, ничего общего с ней.
Сейчас ему было настолько плохо, что плевать хотел на привыкание, если оно в самом деле начало проявляться, когда таблетки оказались подменены. Всего одну, а дальше он бы справился. И тут понимание тихо заскреблось, входя без спроса.
Стайлз сел на стул, затылком касаясь стены и прикрывая глаза. Казалось, что вот-вот отключится, и это состояние преследовало последние несколько минут, но так и не доходило до финальной точки почему-то. Лучше бы уже потерял сознание, чем постоянно находится в преддверии.
Он действительно не помнит, когда последний раз нормально спал или ел, а сейчас его колотило от холода. Жар, распалявший совсем недавно, ушел.
- Офигенная аргументация, – Стайлз ответил, когда Лидия наконец закончила. Даже выждал немного, чтобы убедиться, что ничего больше не последует. Сейчас он больше всего хотел сказать, что она не права, опровергнуть все, но у него доводов не хватало явно. Да и... Что-то, все это время от него ускользавшее, вдруг обрело очертания, и он перестал отрицать. Да и сил на это отрицание не хватало. Было проще поверить и принять, согласиться. Правда, проще.
Наверное, Лидия была права. И даже не наверное, а точно. Она была права.
- Почему ты сразу не поговорила со мной, когда поняла? – открыв глаза, он нашел ее взглядом. А ведь говорила. Но все было хорошо же, Стайлз даже не думал, что там было, что обсуждать. Его наоборот разозлил тот разговор. Черт побери, он идиот. Лидия пыталась поговорить, – И что мне теперь делать? – новый вопрос, вновь раздраженный. Уже не на нее, а только на себя и свою тупость, из-за которой его теперь так разламывало на части. Если бы с ним все было нормально, он бы не допустил то, что сегодня произошло с Лидией. Не был бы погружен в себя, а оставался бы сконцентрированным на ней, внимательным. Этого всего просто не случилось бы.

Все, что сейчас хотелось, – это просто чувствовать себя хорошо. Не отлично, не как-то еще, а просто хорошо или хотя бы нормально. Если вникнуть, этого не было месяца два, и к постоянной паршивости его состояния уже можно привыкнуть. То начинаются проблемы с подсознанием, которое рвется наружу и влечет за собой ночные кошмары, неуравновешенность, неконтролируемую агрессию с сопутствующим ворохом последствий, и их невозможно даже упомянуть вслух, то закономерно ввиду предыдущего пункта получает ножевое ранение, сковавшее на некоторое время, то, как последствие опять-таки, вдруг приобретает зависимость от таблеток, которую не осталось сил отрицать. Ну, привык, да и черт с ним. Нет никакого желания что-то насчет этого решать, думать, спорить. Как хотите. Без него в этот раз, пожалуйста.
А теперь осталось прибавить Лидию, которой хватило ума договориться о встрече с какой-то психованной маньячкой, скрыть это и в итоге остаться с порезанной рукой.
Мозг воспаленно пытался остановиться хоть на чем-то, понять и проработать что-то из происходящего, набросившегося стихийным потоком, но тоже решил уйти в отказ вместе со Стайлзом и его если не отказом, то невозможностью сейчас что-то делать.
Мозг разгоряченный, а его трясло от холода, и Стайлз попытался обхватить себя руками, скрывая это. Теплее не стало. Не помогло. Он положил ладони обратно на колени, сжимая их. Тяжело оставаться неподвижным, словно не мог найти себе место, но и сдвинуться сейчас тоже не удавалось.
Лидия садится рядом и берет его руку в свою, не перебинтованную, и Стайлз сжимает ее пальцы в ответ. Ответить на вопрос о доверии было нечего. Он молчит, смотря на нее в ожидании продолжения. Когда Лидия говорит вновь, то старается слушать ее как можно внимательнее, кидая на это все остатки концентрации. Наверное, прикладывая даже больше усилий, чем когда-либо в школе или на лекциях. Прикосновение забинтованной ладони ненадолго сбивает с мысли, отвлекая, и Стайлз с усилием возвращает себя обратно, обрабатывая услышанное.
Три дня? Замечательно, один вывод напрашивался сразу – уже три дня Лидия скрывала от него эту подмену. Три дня вела себя, будто ничего не произошло. И три дня он цеплялся за то, чтобы воспринимать вещи такими, какими они были незадолго до этого, списывая на несуществующую простуду. Еще один факт в копилку его собирательного образа клинического идиота, большое спасибо и за это в том числе. Стайлз крепко сжал зубы, чтобы никак не прокомментировать эту фразу про три дня. Значит, весь процесс "отвыкания" занимает неделю. Вспомнилось, что говорят про простуду – если лечить, проходит за неделю, а если нет, то за семь дней. Осталось четыре дня.
Он неохотно кивает с промедлением, когда Лидия спрашивает, сможет ли он это сделать. Четыре гребанных дня. Ну, если к завтра не подохнет, то будет шанс. А так обойдется без прямых обещаний. Хватит обещаний. Ни к чему хорошему они не приводят.
- Я оставлю только воду из перечисленного, – таблеток с него тоже хватит. И этого тайленола, который, очевидно, был максимально неэффективным, и жаропонижающего ему тоже не надо, учитывая, какой ледник был вокруг. Согласился все-таки. Почему-то от этого было облегчение.
Какой же он сейчас бесполезный. Не мог ничем помочь Лидии, даже поговорить с ней, не говоря уже о том, чтобы защитить и уберечь от той угрозы, которая стала еще реальнее, окончательно приобретя свой облик. А он ничего не мог. И это Лидия сейчас предлагала свою помощь вместо того, чтобы Стайлз как-то помогал ей. Похоже, своего дна он все-таки достиг, и больше всего хотелось там и остаться, наедине со своим унижением из-за невозможности действовать. Он смотрел на их руки, потому что не мог позволить себе даже взгляд в сторону Лидии – стыдно было. И еще более стыдно из-за того, о чем хотел попросить.
- У тебя осталось снотворное? – он с усилием выдавил, проклиная себя. Именно сейчас, именно в этот момент просит ее о снотворном. Но если он не отключится, то поедет крышей окончательно, потому что спать у него не получалось, уходя в забвение только на какие-то короткие минуты, – Я бы... Но только при условии, что ты никуда не выйдешь из дома и тут же меня разбудишь, если что-то произойдет, – Стайлз быстро проговаривает, чтобы хоть как-то показать, что он не забивает на то, что произошло с Лидией, но сейчас толка от него было ноль. Все равно что отсутствовал. Он даже допустил мысль, что, может,.. – Или, может, мои таблетки все-таки остались? Ты уверена, что выбросила все? Я понимаю, я все услышал, что ты сказала, но мне надо оставаться с тобой, я боюсь тебя оставлять. А потом я решу все это, обещаю, что справлюсь, – он наклонился к ней ближе, свободную руку кладя ей на бедро. Черт, это было бы лучшим решением. И ему станет легче, и не придется все это переживать сейчас, и он разберется с происходящим. Это ведь находилось в приоритете. Лидия должна его понять.

Принятое и даже озвученное им решение некоторое время пыталось улечься в голове, примирить с собой. Стайлзу даже начало казаться, что, может, так и стоит поступить – переждать пару дней, пока ему не станет легче. Боже, как он вообще умудрился загнать себя в такую ситуацию? Серьезно? Подсесть на таблетки? Какой бред, господи, каким идиотом надо быть?! Да еще в самый неудачный момент! Окей, ладно, дело не в том, что момент неудачный, пора бы это признать. Дело, скорее, как раз в том, что это обнаружилось не вовремя. Не так страшно, если бы на пару недель раньше. Или, черт с ним, месяцем-другим позже – и тут еще неизвестно, с какими бы последствиями ему пришлось бы столкнуться, или же сама ситуация под давлением внешних обстоятельств могла стать еще хуже, это тоже стоит допустить.
Слишком много допущений в этом уравнении, а у Стайлза голова раскалывается так, что она вот-вот разлетится на части со всем остальным телом немного позже из-за сотрясающего холода. В этот город точно пришла арктическая зима, иначе нет ни единой причины, по которой человека может просто так колотить.
Ладно. Лидия права. Даже если не хочется это признавать, но она права, и в кои-то веки, наверное, он не будет с ней спорить, а просто послушает. Существуют определенные трудности с принятием верных и сколько-то взвешенных решений в данный момент, знаете ли.
Нет, он вообще не может думать, все время сбивается, меняет свое мнение с одного на другое. Надо довериться Лидии.
Если она говорит, что никуда не уйдет, пока Стайлз будет спать, то так оно и будет, правильно? Он же может доверять ей?
Да, надо вспомнить, как это гребанное доверие сработало в прошлый раз.
Лидия говорит, что таблеток не осталось, и он несколько раз быстро кивает, отводя взгляд в сторону. Услышал, окей. Принято. Не осталось. Глухо накрыло разочарование, как тяжелым мокрым одеялом. Да, это все крайне фиговая история, но если бы осталось хоть несколько, они бы решили все проблемы, которые есть сейчас. Готов поклясться, времени бы хватило, потом уже можно было бы разбираться с этой его вскрывшейся нездоровой привязанностью. Но нет, не в этот раз. И, пожалуй, ни в какой другой.
Еще Лидия говорит, что никуда не уйдет. В ее голосе сквозит обещание. Очередное. Стайлз снова кивает – а у него есть выбор, верить ей или нет? Не похоже на то, как-то совсем ни разу. Он не верит, конечно, но соглашается. Хорошо, Лидия никуда не уйдет – она так сказала. Окей. Допустим. Допустим, она так сказала.
Он ощущает короткое прикосновение ее губ к щеке и успевает протянуть руку, чтобы на секунду коснуться ее ладони, когда она уходила. У него всегда были проблемы со временем и ожиданием чего-то, но сейчас, казалось, секунды тянулись часами, делая это совсем уж невыносимым. Лидия возвращается примерно спустя вечность.
- И сколько надо выпить? – впрочем, дожидаться ответа Стайлз не стал. Равно как и читать инструкцию, выщелкивая из блистера сразу три и быстро их глотая. Потом четвертую - должно быть четное число. Как будто ему может стать еще хуже, чем уже есть, ха-ха. Сразу после он подумал, что это еще одна тупая идея, которая зачем-то пришла в его несуразную, разучившуюся думать (умевшую ли когда-то?) голову, – Ладно, новый вопрос. Когда подействуют, – он молчал буквально секунду, не больше, – Хотя зачем я у тебя спрашиваю, мне же проще было отследить время, когда я их тебе подмешивал. Правда, там было больше трех штук... Четырех, – поправился и на мгновение поднял глаза к потолку, – Хм, может, мне тоже стоит выпить больше? Штук пять или шесть. Десять, – для человека, который принял снотворное, Стайлз слишком разговорился. Понимая, что скоро все равно заснет, он пользовался возможностью нести чушь в неограниченном масштабе. Да и сама мысль о том, что он уже не будет чувствовать себя так паршиво, приносила облегчение, – Но я не буду говорить, сколько я закинул тебе в тот кофе. Определенно больше двух. Это неважно. Главное, что сработало, - учитывая, что кофе она выпила не весь. Но на то и был расчет.
Он поднялся и понял, что облегчение было преждевременным. Окей, можно и без резких движений.
- Зря я это сделал, – Стайлз пробормотал, очевидно имея в виду не свое перемещение, а идею со снотворным. Теперь ему это не нравилось по целому ряду причин, хотя свое паршивое состояние не нравилось больше. Еще он понимал, что скоро может отключиться, и это было отдельной причиной, по которой ему в голову пришла новая идея – дойти до туалета и засунуть два пальца в рот. Вроде так делают, да? Надавить на корень языка, вызвать рвотный рефлекс, и пока-пока, снотворное, мы больше не будем вместе, – Давай пройдемся. Нам категорически надо пройтись, – желательно, вдоль стены.
На самом деле, сам не знал сейчас, что надо делать. Двигаться было сложно, но как раз из-за этого казалось, будто он замирает, и если не шевелиться, то все органы один за одним откажут. Это страшнее. А если что-то пойдет не так? А он при этом будет в отключке? То что тогда? Даже ничего не поймет?
Тревожная паранойя медленно и очень уверенно поднималась удушливой волной, пока Стайлз, гораздо менее уверенно, выходил из кухни – все еще пытаясь решить, стоит ли действительно покидать квартиру или лучше упасть лицом в подушку.