— Йегер, я тебе сейчас пальцы переломаю, — в зеркале заднего вида отчетливо просматривается напряжение на лице Форстера. Тот и руль сжимает соответствующе, до побелевших костяшек, и, угрожая, буквально рычит. Это все не пугает, лишь веселит, а потому Эрен с усмешкой хлопает своего персонального извозчика по плечу и снова кладет руку на спинку его сидения. Отбивает пальцами ритм на кожаной обивке и просовывает голову между двумя передними креслами, всматриваясь в тускло освещенную ночную дорогу..

Ведет он себя, конечно же, не совсем правильно. Флок оказался единственным трезвым — кроме самого Йегера, который ни капли в рот не брал по очевидным причинам, — обладателем водительского удостоверения. И побитой «тойоты». И широкой души, конечно же, что позволила ему поддаться уговорам Эрена. Тому необходимо было попасть практически на другой конец города в срочном порядке. Он назвал это «вопросом жизни и смерти», однако Конни подметил, что вероятнее всего вопрос этот касается удовлетворения или же его отсутствию.

Эрен бы поспорил, сказал бы, что дело в более высоких ощущениях, но не стал. Какая разница? Он высокомерно хмыкнул, окрестив Конни ничего не понимающим и бесчувственным, а потом доебался до Флока. Тот оказался слабым звеном. На уговоры поддался и теперь, под песни какой-то малоизвестной группы, терпит возню Йегера на заднем сидении своей тачки.

— Ты настоящий друг! — восторженно комментирует Эрен, когда замечает широкую полосу света, что освещает подъездную дорожку и сухую лужайку. Форстер в ответ на такое замечание лишь дергает плечом, когда пальцы Йегера снова добираются до его рубашки, — Спасибо, буду вечным должником.

— Давай, увидимся, — избавиться от беспокойного пассажира Флоку хочется безмерно, а потому он едва ли сам не выскакивает из машины, чтобы открыть заднюю дверь перед Эреном. Тот усмехается снова и снова хлопает приятеля по плечу. На этот раз намеренно, прекрасно зная, как излишняя тактильность начинает раздражать Форстера. И действительно, Флок вздыхает, тем самым напоминая Эрену о времени.

Йегера дважды просить не нужно. Он буквально вываливается на тротуар, не забывая хлопнуть дверью слишком сильно и мысленно делая пометку, что вряд ли использовать Форстера в качестве водителя придется еще раз. Тот, несмотря на их так называемую дружбу, едва ли захочет испытать свое терпение снова. Но в другой раз Эрену будет не нужно — сегодня день особенный. Сегодня у Йегера на ребрах появилось настоящее произведение искусства под специальной пленкой. Произведение побаливает — немного совсем, — и зудит. Зудит очень сильно.

Но куда сильнее зудит от желания показать новую татуировку Аккерману.

Широкая полоса света, как и предполагалось Эреном, льется из-под поднятых до середины автоматических ворот. К ним он и направляется решительно, даже не оборачиваясь, чтобы проводить взглядом машину Флока. Тот трогается с места настолько резко и быстро, что на асфальте остаются две короткие линии от покрышек — торопится так, словно боится, что Йегер снова навяжется, но теперь в обратную сторону. И снова придется терпеть стук пальцев, навязчивые прикосновения и рассказы о том, почему Эрену так важно приехать сюда именно поздним вечером, а не утром следующего дня.

Йегер уезжать не собирается в любом случае. Он приближается к воротам гаража и на секунду замирает, прислушиваясь к звукам, доносящимся изнутри. Эрен улыбается, когда во всей этой смеси из стуков, лязга металла и, кажется. отзвука хрипящего радио, слышит присутствие Леви. Человека, ради которого Флок Форстер пожертвовал своим флиртом с Хитч. Заведомо пустым флиртом, но тем не менее!

Эрен же пожертвовал своими ребрами — такие татуировки положено бить на спине, но она у него испещрена уже. От лопаток до ямочек на пояснице; куча рисунков. «Ну чисто стена в общественном туалете», — вздыхает Карла, когда Эрен показывает матери очередной, новый. На ребрах же у него крылья. «Крылья свободы», — называет свою работу Порко Галлиард, приятель старшего братца Эрена и его вечный мастер. Он убирает машинку и с гордостью осматривает два скрещенных крыла.

Эскиз рисовал тоже Порко. Эрен бы не смог, руки кривые. А вот идея — его. Целиком и полностью. Вдохновение, разве что, пришло от Леви. Тот говорил о свободе бесконечно и Эрену хотелось стать его свободой. Чтобы его ценили так же. И крылья стали своеобразным символом; два скрещенных, темные и светлые перья. Олицетворение чего-то важного для обоих.

О высоком и важном Порко узнать было не суждено, Эрен просто описал саму задумку и тот перенес ее на бумагу. Получилось отлично. Слишком хорошо — Йегер был доволен. И пусть сейчас он непроизвольно оттягивает от тела светлую футболку, потому что малейшее движение отдается зудящей болью — а что хотел-то, если ребра одно из самых болезненных мест? — все равно чувствует себя довольным.

Эрен не стучит по пластинам ворот, наклоняется и без особого приглашения проникает в гараж, на чужую территорию. Ему даже не нужно здесь осматриваться — в пространстве, сразу чувствующемся столь уютно, он бывал. И не один раз. И все равно взглядом обводит помещение, прежде чем заметить на себе пристальный взгляд и ответить своим.

Взгляд Эрена Йегера далеко не такой, в нем нет стали и тяжести. Он смотрит так, словно видит перед собой чертов смысл — и радуется ему. Шагает вперед неожиданно тихо, осматривая Леви долгим взглядом. Испачканные в масле жилистые руки, притягивающие взгляд; темные волосы, явно лезущие в глаза во время работы, но все равно спадающие на лоб; тонкие губы, внимание на которых Эрен задерживает чуть дольше положенного..

— Привет, — первым нарушает тишину Йегер, — Не поверишь, проезжал мимо.

С другого конца города. Конечно.

— Угадаешь, что сегодня произошло?

Отредактировано Eren Yeager (2021-09-28 12:54:10)

Ради этого он и ехал, слушая дурацкую трансляцию рандомной радиостанции и ворчание Флока — ради нарочито серьезного взгляда и поджатых губ; ради спокойных фраз и прикосновений этих рук. Все еще грязных, даже после того, как Леви вытер пальцы некогда чистым полотенцем — от масла так просто не избавиться, разводы остаются все равно. И все равно Эрену в голову лезут мысли о прикосновениях и они настолько яркие, что он почти чувствует фантомные пальцы на своей коже.

— Флок сам предложил, честное слово, — усмехается он, прекрасно зная, что его ложь Леви чувствует. Впрочем, ложью это назвать можно лишь с большой натяжкой, так как насмешливый тон Йегера превращает в шутку абсолютно все, что срывается с его языка, — Привязался ко мне прямо таки! Говорил, что если не поеду с ним к тебе, он с собой что-нибудь сделает. Не мог же я брать на душу такой грех.

Эрен криво улыбается, делая шаг вперед, к сближению. Им же и ограничивается — между ними еще несколько ярдов, но он больше не двигается, позволяя Леви преодолеть оставшееся расстояние. Йегер склоняет голову набок, наблюдая за каждым его движением, и машинально облизывает губы. Пересохшие то ли от волнения, то ли от предвкушения, они кажутся ему наждачной бумагой.

— Если в следующий раз никто не захочет меня везти, позвоню тебе. Прокатишь? — бровь дергается вверх, а голос на последнем слове понижается до хрипа. Непроизвольно. Но звучит весьма двусмысленно и у Йегера нет никакого желания исправляться.

А Леви делает свой шаг по направлению к нему. Еще и еще — Эрен чувствует себя почти загнанным, когда Аккерман оказывается за спины и касается широкой ладонью его спины. Каждый из его вопросов Йегер удостаивает мысленным ответом — что, неужели можно притащить кота? — но вслух не издает ни звука ровно до тех пор, пока Леви не добирается до верного варианта. Тогда Эрен вздыхает; шумно, надрывно и неожиданно довольно.

Черт возьми, да. Татуировка.

Он поддается, двигается вперед неторопливо, заставляя толкать себя в спину снова и снова, потому что чувствовать прикосновения руки все еще приятно — Эрен шагает, словно в полусне, и сам не замечает, как упирается поясницей в рубец столешницы. Не спорит он и тогда, когда его усаживают на самый край, только колени немного раздвигает и позволяет — приглашает? — Леви приблизиться. Чтобы до невозможного тесно было.

Он поддается чужим движениям, позволяя трогать и смотреть — хватает пальцами край своей же футболки, когда слышит приказ, и едва не тянет одежду вверх. Рано. Несмотря на тот факт, что под взглядом Леви, которым тот буквально трогает каждое перышко крыльев, он плавится — рано. Тело, впрочем, реагирует само. Напрягается под подушечками пальцев, подается вперед, когда прикосновений становится мало. Так Эрен реагирует на Аккермана всегда. Словно в первый раз, задыхаясь предвкушением.

Смысл очередного вопроса доходит до Йегера не сразу, а когда доходит — вырывает из мыслей самым наглым образом.

— О чем? — он переспрашивает тихо, почти бесцветно. Язык не слушается, сознание тоже. Мыслями Эрен уже далеко за пределами допустимого и губы Леви в непосредственной близости от чувствительной шеи не способствуют здравомыслию. И все равно попытки найти способность говорить он не бросает, — Это… О тебе. О нас. О той свободе, которую ты мне говорил. Видишь?

Он сам касается контура светлого крыла, ведет подушечкой до того места, где оно плавно переходит в темное, и поднимает взгляд на Леви. Неужели не понял? Эрен чувствует себя сконфуженно, говорить о таком правильном и серьезном — а рисунок под сердцем это самое серьезное, знаете ли, — не умеет. Потому замирает в ожидании насмешки. К насмешкам он готов. К осуждению и обесцениванию — вряд ли. Но ему не приходится давится реакцией Леви, потому как кто-то самым наглым образом прерывает пламенную речь.

— Мы решили, что это символ свободы, — говорит Эрен, заменяя оправдывающим его излишнюю романтичность «мы» сопливое «я». Порко вряд ли будет против, если Йегер припишет ему парочку дополнительных заслуг, а вот душевное равновесие Йегера сохранится. Возможно, — И эти крылья, темное и светлое, совершенно разные. Но тот факт, что они вместе, не отменяет свободу. Не сковывает. Я подумал, что…

Вот оно. Телефонный звонок, слишком громкий, отражающийся от стен гаража и сбивающий Эрена с мысли. Тихие путанные слова Йегера затихают сразу же и он вопросительно смотрит на Леви. «Ну что, неужели уйдешь сейчас?» — крутится в его голове, когда Аккерман действительно отстраняется. У Эрена не хватает сил даже на то, чтобы возмутиться, когда тот бросает сухую фразу и отходит в сторону.

В этот миг стол под задницей неожиданно становится слишком холодным и чувствуется этот холод даже сквозь ткань джоггеров. Холодно становится и тогда, когда воздух оседает на влажных следах от поцелуев — и это злит еще сильнее. Что могло быть важнее, черт возьми? Эрен ждет всего несколько секунд, пытаясь осознать себя и ситуацию. Эгоизм в Йегере начинает бурлить сразу же. Он бросает взгляд на экран собственного мобильного, подмечая, что для рабочих звонков все же поздновато. Он слезает со стола и следует за Леви, почти шаг в шаг.

Все еще пытаясь убедить себя в том, что дело в фантазии, Эрен старается не думать о том, что голос Леви звучит слишком дружелюбно. Черт возьми, он даже с ним разговаривал довольно сухо каких-то десять минут назад! Старается не думать — а сам приближается. Шаг, еще один. Еще. Эрен подходит совсем близко, по-хозяйски размещая руки на животе Аккермана, приобнимая того со спины. В этом жесте столько необходимого — этим простым движением он словно пытается заявить свои права на этого человека.

Предательская мысль о том, что чертовы крылья со своей свободой почти идут к черту — есть ли свобода в ревности? — отторгается Йегером сразу же.

Леви завершает звонок, когда Эрен кладет ему голове на плечо, упираясь подбородком и невольно — специально, черт возьми, — заглядывая в экран чужого телефона. Лаконичное и сухое «Эрвин Смит» не говорит ни о чем, но отчего-то Эрену кажется, что это имя он уже слышал. Думать о том, что это вина безграничной фантазии, разыгравшейся в неурочный час, он не хочет. Руки на талии Леви каменеют, сжимают сильнее, и так же внезапно отпускают.

— Кто такой Эрвин Смит? — Эрен делает шаг назад. Он буквально прожигает дыру в затылке Леви, не в силах объяснить самому себе, что именно его так взбесило. Сомнений в один момент становится слишком много.

Шестеренки в голове начинают свою работу и вскоре Эрен уже представляет себе полноценную картину — вот Леви, не ожидая появления Йегера, планирует вечер с этим Смитом, а теперь тот названивает и Аккерман оказывается меж двух огней. Фантазия настолько яркая, что становится горько.

— Какого хера он звонит тебе в такое время? — его голос деревенеет. Взгляд, впрочем, тоже. Эрен делает еще шаг назад, не до конца понимая, что ему хочется сделать больше — вырвать телефон из рук Леви и швырнуть в стену или же позвонить этому Смиту, чтобы пообещать того переехать, если тот еще раз появится в поле зрения Аккермана.

Вариантов становится все больше и больше, но ничего из этого Эрен не делает. Лишь хмурится в ожидании ответа.

«Клиент», — ядовито цедит внутренний голос. Не передразнивает Леви, но пробует его спокойную интонацию на вкус. А когда распробовать удается, что-то сидящее глубоко внутри заставляет Эрена криво усмехнуться. Он сам не знает причину этой усмешки. Наверное, дело в нервах. А еще немного в страхе — он вдруг понимает, что не может всецело поверить Аккерману, хотя хочется безмерно. И дело вовсе не в подорванном доверии, а в чем-то глубинном. Это почти заставляет Эрена чувствовать вину за необоснованную вспышку ревности. Почти. Потому что потом Леви начинает говорить о совместном прошлом и глаза практически застилает пеленой.

— Какой к черту старый знакомый?.. — сдержать в узде собственные чувства для Эрена чертовски сложно. Он позволяет себе слишком многое, принимая все решения горячим сердцем, а не холодным разумом. Иногда начинает казаться, что последнего у него нет вовсе. Оттого все драки, все ссоры, все вспышки агрессии — и ревности, конечно же, тоже. Оттого удивление; почему любящий, почти боготворящий свою свободу Леви сейчас стоит и объясняет терпеливо, явно не выражая недовольства из-за зыбких претензий? Именно благодаря этому удивлению в голосе Йегера и отсутствует та решимость, с которой он выступил каких-то несколько секунд назад. 

Мысль о Леви, поступающимся важным ради его, Эрена, спокойствия, крутится где-то на подкорке. Она есть, пусть и забита сотней предположений о том, каким масляным липким взглядом может смотреть Эрвин Смит. Эрен понятия не имеет, как выглядит этот хрен, но его фантазия уже заставляет ненавидеть взгляд, который никогда Йегером не был замечен.

Он вздыхает, когда Леви снова делает шаг к сближению — а тот давит так, словно знает все слабые точки. Словно видит, что нужно Йегеру немного. Нарушить его пространство, заткнуть поцелуем рот и вынудить забыть о неизвестном мужике, решившим названивать своим старым, мать его, знакомым в десять вечера. И Эрен, пусть напрягаясь под прикосновениями рук и губ, которым отвечать не спешит, все же уступает. Отступает. Принимает каждый из аргументов Леви и сам придумывает еще несколько, успокаивая разыгравшееся воображение.

У него вопросов — полно. Мыслей еще больше и они его сжирают, однако он берет себя в руки. Не желает портить вечер еще сильнее и замолкает, убеждая себя в том, что так правильно. Что он действительно увидел проблему на пустом месте и спросить обо всем — о совместном прошлом, к примеру! — можно будет потом. Обязательно можно будет. Эрен поджимает губы и кивает.

— Прости, — он извиняет неохотно и тихо, отводит взгляд в сторону. Каждое «прости» Эрена едва ли не дороже золота, ошибки свои он признает крайне редко. Сейчас позволяет себе слабость, прогибается — подставляется под руки, которые приручили и приучили к себе.

Эрен отступает к столу, покорно позволяя себя вести — он делает несколько машинальных шагов, прежде чем отреагировать. А когда это происходит, даже улыбается коротко и немного довольно. Причина его улыбки на поверхности, она в жарких поцелуях сквозь футболку. Эрен впивается пальцами в край стола, теперь уже самостоятельно усаживаясь на поверхности столешницы. За спиной раздается лязг металла — доерзавшись, Йегер толкает задницей какую-то банку и ее содержимое ожидаемо рассыпается. Но не все ли равно?

Единственная мысль, которая заботит Эрена и которую он готов прокручивать в голове — к черту Смита, кем бы он там ни был. В конце концов, домой Леви поедет не со Смитом. И целует он сейчас тоже не Смита. И вообще…

— Ты мой, — додумывает Йегер мысль вслух, когда Леви уже отстраняется. Фразу бросает в его спину и она снова твердая и громкая, уверенная точка в конце предложения. И эта фраза так хорошо ложится на язык, что Йегер повторяет ее еще раз, растягивая губы в улыбке, — Слышал? Мой.

Собственная решительность в кратком заявлении успокаивает едва ли не сильнее, чем все разумные аргументы Леви. Она подстегивает; напоминает Эрену о реальном положении дел и помогает переключиться.

Переключается он ожидаемо на фантазии о последующей ночи и воспоминания о минувшей — переключается так удачно, что по телу расходится волна жара и Эрену действительно приходится достать мобильный и запустить нехитрую «эмэмошку». Что угодно, лишь бы отвлечься от очередного сюрприза, подброшенного его же разыгравшимся воображением.

Час проходит совершенно незаметно в обществе мобильного и незнакомцев, на которых в текстовом чате удается оттянуться по полной. Эрен, не жалея эпитетов, старательно отчитывал каждого из игроков за малейшую ошибку на протяжении шестидесяти минут — теперь же сам выпускает телефон в самый что ни на есть ответственный момент, обрекая команду если не на проигрыш, то на трудности наверняка. И все же он не противится рукам Аккермана, когда тот выхватывает мобильный из его пальцев и легким нажатием блокирует экран. В этот самый момент весь мир Эрена снова сходится на одном человеке, в его чертах лица и крепких руках.

Не смотрит он и на чужой телефон — замечает светящийся экран боковым зрением, но внимание не заостряет, отворачивается намеренно и отворачивает Леви, обхватывая его лицо ладонями и притягивая к себе ближе.

— Поедем, — выдыхает Эрен в рот Аккермана, прежде чем провести языком по его нижней губе. Поцелуй затягивать Йегер даже не думает, все еще сохраняя дистанцию, однако коленями сжимает чужие бедра и тихо смеется, — Возможно, покажу тебе крылья еще раз. Возможно, дам потрогать.

Он лениво прихватывает его губу зубами и, слегка оттягивая, выпускает — столь же лениво, будто и не торопясь никуда, сползает к краю столешницы, прижимаясь совсем плотно. Эрен едва не впечатывается своей грудью в чуже ребра, только воспоминания о свежей татуировке останавливают от решительных действий; на бедрах же у него никаких новых рисунков нет, а потому ими он прижимается без лишней скромности, не скрывая своего напряжения.

А затем неожиданно толкает Леви в грудь ладонями, заставляя отойти, и сам слезает со стола.

— Поехали, — повторяет громче, в то время как улыбка становится шире, — Ужасно люблю всю эту атмосферу, но трахаться мы сегодня будем дома.

Простое «дома» срывается с языка так легко и просто, что Йегер понимает смысл сказанного только тогда, когда обходит Леви и покидает гараж, приближаясь к байку. Забирать слова назад не хочется — от этого же короткого и вовсе по телу бежит табун мурашек. Эрен ловит себя на мысли, что действительно не против такого вот совместного «дома». И не для того, чтобы спать с Аккерманом каждую ночь и не думать, что нужно подрываться утром домой.

Для того, чтобы жить. Вместе. Сейчас Йегер тему заминает — ему кажется, что впереди достаточно времени, чтобы вернуться к разговору о серьезном. Ему кажется, что впереди у каждого из них много лет.

Ему совершенно точно не кажется, что он ошибается.

— Садись уже, я ужасно хочу снять эту футболку. Мне пиздец не комфортно из-за того, что она трется, — искренне жалуется Эрен, пусть и приукрашивает самую малость.

Он переводит тему и ждет, пока Леви выключит свет, закроет гараж, сделает все свои невероятно важные дела перед уходом и займет таки свое место, чтобы затем и самому перекинуть ногу через сиденье, устраиваясь за его спиной. Эрен придвигается ближе сразу же, насколько возможно, бесстыдно прижимаясь своими бедрами к чужим. Руки он держит на сидении, за своей спиной, слегка отклоняясь от спины Аккермана — и вместе с тем прижимаясь к нему сзади, слегка покачивая бедрами и всеми силами старательно создавая видимость, что ничего такого не происходит.

Руки, впрочем, покоятся на сидении недолго. Мотор начинает рычать и это будоражит кровь — с каждым разом лишь сильнее, заставляя задерживать дыхание и прижиматься. Страх, который Йегер испытывает каждый раз, когда стрелка спидометра начинает подрагивать, граничит с одержимым восторгом; восторг с чертовым возбуждением. Этот вечер не становится исключением, а потому Эрен вскоре скользит прикосновением по бокам Леви. Проникает горячими ладонями под его кожаную куртку и дальше, наглым образом сминая непослушными пальцами футболку — торопливо, чтобы как можно скорее коснуться обнаженной кожи и сцепить хватку на животе, слегка царапая ногтями кожу.

Этот вечер становится исключением чуть позже — возможно, виной тому послужила вспышка ревности, которая распалила Йегера; возможно, возбуждение, копившееся слишком долго. Но в следующий момент одной ладонью он скользит вниз, очерчивая пальцами пряжку ремня и проходясь ногтями по шершавой «молнии».

Эрен прижимается. Ближе, игнорируя дискомфорт в области ребер. Он хочется оказаться совсем рядом, а потому на секунду забывает о пленке и крыльях, а когда вспоминает — забивает. Йегер с наслаждением ведет кончиком носа по шее Аккермана, оставляет короткий поцелуй чуть ниже, почти у кромки ворота и наслаждается тем, как напрягается чужое тело под ладонями. Он улыбается, прекрасно зная, что его улыбку Леви хоть и не увидит, но почувствует — по рваному жаркому выдоху, оседающем на чувствительной коже.

— Мой, — тянет Эрен снова. Шепотом. И без того заглушенный ревом мотора, он твердит это скорее самому себе, а затем сжимает Леви в объятиях крепче.